Содержание

Метафоры и сюжеты власти в русской литературе ХVІІІ–ХІХ веков глазами болгарского литературоведа

Кръстева Денка. Политически метафори и сюжети в руската литература на хvііі—хіх век: (литература — идеология — неофициални разкази за двореца)

Шумен: Университетско издателство «Епископ Константин Преславски», 2013. — 315 с.

 

Кръстева Денка. Владетелят, престолонаследникът и писателят наставник в епохата на николай І

Шумен: Университетско издателство «Епископ Константин Преславски», 2015. — 259 с.

 

Монография Д. Крыстевой «Политические метафоры и сюжеты в русской литературе ХVІІІ—ХІХ веков: (Литература — идеология — неофициальные рассказы о двор­це)» — расширенный вариант ее докторской диссертации. Методология автора созвучна актуальным научным подходам, в частности «антропологичес­кому повороту» в гуманитаристике (манифестированному в «Новом литературном обозрении»). Исследование важно не только с научной точки зрения, потому что оно провоцирует на осмысление как актуальных явлений русской культуры, так и устойчивости определенных механизмов власти, определенных сюжетов и политических метафор.

Труд Д. Крыстевой — результат ее продолжительного интереса к культурной истории России и систематического изучения текстов русской культуры/литературы, начатого еще в кругу русских культурологов и семиотиков культуры (во время обучения в Петербургском университете). Хочу отметить чутье Д. Крыстевой к идеям, которые «витают в воздухе». Во многих случаях ее идеи и тексты появлялись параллельно, а иногда опережали тексты других литературоведов, исследующих те же проблемы. Поскольку в среде болгарских русистов обсуждается и возможность особого, болгарского взгляда на русскую литературу, мне кажется, что такой взгляд в интерпретации исследуемых в монографии проблем может проявиться в дистанцированности от мифологизирующего пафоса некоторых русских ученых по отношению к определенным идеям русской культуры.

Во введении Д. Крыстева мотивирует плодотворность осмысления соотношения власть — идеология — литература на новом уровне в связи с обращением к табуированным сферам истории России. С этим новым прочтением русской литературы автор связывает переоценку представлений о некоторых русских писа­телях: замену образа Пушкина — создателя «вольнолюбивой лирики» образом «певца Империи»; образа Жуковского — «созерцательного романтика» образом писателя, ангажированного дворцовой идеологией. (Замечу, что формула «не…, а…» в этой современной оценке содержит замену одного полюса другим, а корректней была бы формула «и…, и…».) У меня возникает вопрос: не связана ли эта новая научная ориентация с ностальгией по монархии?

Обосновывая новый подход к соотношению «власть — литература», Д. Крыстева умело систематизирует возможные теоретические концепции, предлагающие инструментарий для исследования проблемы: русская культурологическая школа, особенно труды А.М. Панченко; школа «Анналов»; семиотика культуры; новый историзм; присущий постмодернизму интерес к «малым повествованиям» в противовес «большому нарративу»; концептология. Очень ценно обращение к устным рассказам, особенно если учитывать трудность их исследования. Одна из задач, кото­рые ставит перед собой автор, — это выявление концептов русской культуры в разнородных ее текстах. Изучение устойчивых политических метафор дает основу для создания дефиниций констант русской культуры (в терминологии Ю. Степанова). Научные изыскания Д. Крыстевой внесли свой вклад в создание словарей русской культуры: ее статьи вошли в один из томов польского словаря «Идеи в России. Idee w Rosji. Ideas in Russia» (Лодзь, 1999—2003), а на основе рецензируемой книги можно подготовить и другие словарные статьи: «Левиафан», «Дракон», «Княжна Тараканова» и др.

Диахронное исследование упомянутых концептов (констант) — один из возможных вариантов построения истории русской литературы (что очень актуально в контексте проблематизации такой истории — см. дискуссию в «НЛО» № 59 за 2003 г.). В болгарской литературоведческой русистике появилось несколько трудов, в которых прослеживается развитие определенных мотивов и сюжетов в русской литературе. Труд Д. Крыстевой отличается от них тем, что в нем литературное произведение вписывается в целостный культурный контекст на основе выявле­ния взаимодействия литературы с идеологией, философией, музыкой, живописью, лубком, модой.

В первой главе («Барокко и политический мир вражды») автор исследует поли­тические метафоры в эстетике барокко. Первая часть этой главы посвящена «русской монструозности» — идее «битвы зверей» как принципу государства Нового времени. Этим Д. Крыстева присоединяется к кругу современных интерпретаторов бестиария в русской культуре/литературе (см., например, симпозиум в Лозанне «Репрезентации животных в русской культуре» 2007 г.). Автор подходит к проблеме как филолог, извлекая «звероподобный язык власти» из текстов русской культуры. Источники идеологем «битва монарха со зверями» и «зверь на тро­не» в эпоху Пет­ра І открываются в идеях Макиавелли и Гоббса, а их воплощение — в литературе и в живописи барокко. Объектом анализа во второй части главы является метафора «абсолютная власть — цирюльник», семантика которой раскрывается на основе сопоставления текстов Библии, литературы, исторических доку­ментов. (Интерес к теме цирюльника в русской литературе/культуре возник в связи с планировавшейся в Поль­ше конференцией о мифологизации профессий еще в 2002 г. Интересно, что в то же самое время обращение к теме цирюльника в европейской, и в частности в болгарской, литературе было инспирировано и фильмом «Сибирский цирюльник».)

Во второй главе Д. Крыстева переходит к проблеме новой символизации зверя в контексте Просвещения. В первой части главы реконструируется контекст метафоры «Левиафан/Бегемот» с учетом актуальных для эпохи идей. В исследовании «Оды из Иова» Ломоносова, оценивая по достоинству прочтение Ю. Лотмана, автор не боится занять собственную позицию и продолжить раскрытие смысла произведения через реконструкцию восприятия идей Гоббса в России. Свой метод Д. Крыс­тева определяет как «археологическое изыскание в поле замысла автора». Она предлагает свой ответ на вопрос о замене «змия» «Левиафаном» у Ломоносова, извлекая из языка оды идеи автора. Во второй части труда, в которой поставлена проб­лема антимакиавеллизма, интересны и важны наблюдения над сценариями влас­ти в мифологизации Елизаветы (утверждение идеи о кроткой и человеколюбивой влас­ти, о «русском Тите» с помощью литературы и оперы) и над метафорой «роза без шипов» и «милосердный Тит» в мифологизации Екатерины ІІ. Можно добавить, что эти наблюдения будут интересны сторонникам гендерного подхода. С особым удовольствием (не только научным, но и эстетическим) я читала анализ модного в эпоху Александра I дамского («Александровского») букета из цветов, из начальных букв названий которых образуется имя Aleksander (Anemone, Lilie, Eicheln, Xeromthenum, Accazie, Dreifaltigkeitsblume, Ephen, Rose), и моды а-ля Тит. В главе показано и функционирование идеи чувствительного монарха в эпоху Александра І. И в этом случае политическая метафора извлекается из разных текстов культуры — литературы, моды. Очень актуально звучит вывод о массовой стихотворной практике в восхвалении императора, позволяющий предположить, что выражение «народной любви» в стихах является универсальным механизмом культуры. Очень ценно реконструирование сюжета о любви Пушкина к императрице Елизавете Алексеевне в «Отрывке» поэта в связи с символикой розы: без него осталось бы темным местом выражение «Элизы моей». Но у меня вызывает сомнение подчинение смысла отрывка идеологеме «власть — роза без шипов», поскольку таким образом вне нашего внимания остается специфика самого любовного дискур­са — значение «я хотел бы быть на месте этой увядшей розы», закодированное в противопоставлении «увядшей розы на груди Элизы» «розе пафосской» и «розе феосской» как аллегорическим знакам Афродиты и Анакреона.

Третья глава посвящена макиавеллистским идеям о силе власти как противове­су идеям о «благой власти», а также «разрушению просветительского государствен­но-культурного синтеза». Анализ основывается на широком материале философских сочинений и басен, содержащих аллегорию «власть и подданные — звери». Идеи макиавеллизма иллюстрированы наблюдениями над метафорами «государь-кот», «когти в мягкой лапе зверя», «государь-лиса». Учитывая тезис Н.Д. Кочетковой о социально-политическом подтексте переводной басни Фонвизина «Лисица Кознодей», Д. Крыстева извлекает из текста семантику зоометафоры «государь — лисица», дополняя аргументацию отсылками к Макиавелли. Объектом анализа является и критическая рефлексия «благой власти» Александра І в баснях Крылова и Дмитриева, в «Записке…» Карамзина для монарха. В политическом языке этой эпохи наряду с критическим осмыслением «мягкой власти» с использованием зоометафор открывается и негативный образ властителя-зверя (анонимный «Акростих на Аракчеева»). Чрезвычайно ценна реконструкция политического подтекста сказки Жуковского «Война мышей и лягушек» и фрагмента о погребении кота мышами (исключенного из текста сказки и опубликованного впервые в журнале «Русская литература» в 1984 г. (№ 4)). Плодотворно раскрытие связи между разнородными текстами культуры: произведениями литературы, слухами, фольклором, гравюрой «Мыши кота погребают». Анализ опирается на существующие исследования источников этого сюжета («Батрохомиомахия», «Война мышей и лягушек» Г. Ролленхагена, русский лубок, Эзоп) и его дешифровку как аллегории войны между «Арзамасом» и Фаддеем Булгариным, предлагая новую аллегорическую интерпретацию: слухи, что Александр І не умер, а исчез, разыгрывание царских похорон. На помощь в такой интерпретации приходит искусный филологический анализ имен (семантизация этимологии имен Фаддей, Федот, Иринарий, Онуфрий) и толкование как знаков таких определений, как  «бешеный хвост», «Мурлыка — друг человека», «кот астраханский», «житель казанский», «породы сибирской». Дешифрируя «имена-маски» («Кот Мурлыка — Кот казанский, уроженец сибирский, кот сибирский», «царь Ириней», «царица, плакать без слез мастерица», «Онуфрий»), Д. Крыстева придает научному исследованию черты детективного сюжета, вовлекая читателя в процесс последовательного открытия значений текста. На основе анализа сказки автор приходит к выводу о лицемерной благосклонности монарха к придворному поэту. Ценно наблюдение о присутствии лубочной картинки «Мыши кота погребают» в литературных интерьерах (у Пушкина и Лажечникова), что доказывает значимость упомянутой аллегории в массовом сознании.

В той же главе автор исследует разрушение просветительского метафорического языка, идеологемы милосердной власти. Воплощение этого разрушения открывается в политической метафоре «власть — колючая роза» из перевода Жуков­ским сказки «Колючая роза» братьев Гримм. Д. Крыстева проницательно толкует изменения в переводе, символику терновника/колючего забора под окнами дворца и цветущих розовых кустов, в результате чего выявляет аллегорию «Николай І — спаситель дворца». Трактовка белой розы как эмблемы великой княгини Александ­ры Федоровны демонстрирует чутье исследователя к деталям: закодированная в образе белой розы идеологема и в этом случае извлекается из разных текстов культу­ры — парков, сказки, портрета великой княгини. Наблюдения Д. Крыстевой находят подтверждение в исследованиях других ученых (например, в выводе Д. Долгушина, сделанном на основе изучения архивных документов, о символике цветов в «семантическом пространстве биографического мифа прусской королевы Луизы — матери Александры Федоровны»). Другая политическая метафора — «власть — мачеха» — выявляется в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» Пушкина, для раскрытия политического подтекста которой исследовательница привлекает множество документов. Своей интерпретацией этой сказки Д. Крыстева дополняет прочтения сказок поэта русскими литературоведами, вступая в диалог с ними.  

В четвертой главе автор обращается к образам монарха в поэтике романтизма, выявляя в них идеологический контраст. В первой части главы внимание сосредоточено на образе идеальной власти в творчестве Жуковского — в рыцарской поэме «Сражение со змеем» (перевод поэмы Шиллера «Борьба с драконом»). Из текста этой поэмы извлекается политическая метафора «император — рыцарь великодушия и силы, отбросивший дух завоевания». Баллада Жуковского осмысливается как аллегория связей России с рыцарским орденом на острове Родос (в борьбе с Османской империей) и воплощение идеи поэта об отказе от славы во имя христианского смирения. Ценны наблюдения над спором Жуковского с Тютчевым и Пушки­ным, воспевшими имперские стремления России. Другой образ власти представлен в анализе поэмы Пушкина «Медный всадник». В контексте постмодернистских представлений об истории очень актуально выявление соотношения «большого нарратива» с «маленькими рассказами» в тексте Пушкина. Во второй части этой гла­вы объектом анализа является метафора «ледяное царство». Текст о «ледяной сказке» Д. Крыстева опубликовала еще в 2005 г. , и он оказался созвучен исследова­ниям других ученых: Е.К. Никаноровой (см. ее статью: Парадигматика мифологемы мороза: климат  — российская государственность — душевный строй нации // Текст и интрепретация. Новосибирск, 1996), К.В. Анисимова о «политических метаморфозах сибирского мороза» (НЛО. 2009. № 99) и др. Обращение к упомянутой поли­тической метафоре имеет большое значение в силу ее устойчивости в самоописаниях как русской культуры, так и культур других стран (у Мицкевича, Вазова и др.).

В пятой главе Д. Крыстева исследует соотношение «власть — зверь» в русской литературе середины ХІХ в. (Достоевский, А.К. Толстой, Лесков). Из произведений Достоевского выбран рассказ «Крокодил». Впервые автор привлекает внимание к связям этого рассказа с физиологическим очерком и французским натуралистическим романом, с текстами старообрядцев. Рассказ таким образом вписывается в целостный культурный контекст 1860-х гг. В творчестве Достоевского открываются и автоинтертекстуальные связи — на основе мотива Вавилона. Образ крокодила (как и образ тритона из «Дневника писателя» Достоевского) получает актуальность в современной русской культуре как в связи с новой жизнью метафоры «Левиафан», так и в связи с интересом к эротическому бестиарию. Д. Крыстева актуализи­рует для современного читателя и рассказ А.К. Толстого «Дракон», оставшийся не только вне литературного канона, но и вне серьезного внимания литературоведов. Автор реконструирует культурный и политический контекст произведения: функционирование представлений о враге как о драконе, пожирающем врагов. Прослежены автоинтертекстуальные связи на основе сравнения описаний гор в «Переходе через Балканские горы» и в «Драконе». Внимание Д. Крыстевой привлекает и использование метафоры «гвельфы и гибеллины» для называния политических оппонентов в политическом языке середины ХІХ в. (эта метафора жива и в политическом языке нашего времени). Обратившись к рассказу Н. Лескова «Зверь», автор выявляет метафору «укрощение медведя» как воплощение деспотизма.

В шестой главе исследуются политические метафоры в исторических романах Д. Мордовцева, Е. Карновича, П. Мельникова-Печерского, Г. Данилевского — авторов также «неканонических». Эти романы объединяются в концепции автора на основе осуществленной в них реконструкции «темных страниц» истории императорского дома. Упомянутые произведения осмысливаются как проявления гласности в 1860—1870-е гг. Анализ политической метафоры «царь Ирод» дополняет представление о функционировании библейской образности в русском политичес­ком языке. Интересен анализ сюжета о «княжне Таракановой» в русской литературе, привлекающий также устные рассказы и произведения живописи. (Посколь­ку текст Д. Крыстевой вызывает дополнительные ассоциации, упомяну, что этот сюжет прослеживается и в литературе ХХ в., например в стихотворении Мандельштама «На розвальнях, уложенных соломой…».)

Актуальность политических метафор и сюжетов, проанализированных в труде Д. Крыстевой, подтверждается их интерпретациями в политических и литературных текстах современной русской культуры: «воскрешение» истории ледяного двор­ца Анны Иоанновны в связи с Олимпиадой в Сочи, исследования национальной символики медведя (см. , например: «Русский медведь»: История, семиотика, политика. М., 2012), роман Фаины Гримберг «Княжна Тараканова», фильм «Левиафан».    

 

В монографии «Монарх, престолонаследник и писатель-наставник в эпоху Николая I» Д. Крыстева продолжает свои исследования сценариев власти, поли­тичес­ких метафор и сюжетов в русской литературе ХVІІІ—ХІХ вв., а также диалога монарха с писателем.

Во вступлении очень ценен выход из контекста русской культуры и обращение к идеям наставника власти в разные культурные эпохи (мифологический Хирон и Эзоп в античности, индийская «Панчатант­ра», развитие упомянутых идей в Средневековье, в эпо­ху Просвещения и романтизме), а также к принципу «вражды» в концепциях Макиавелли и Гоббса.

В первой части труда объектом анализа является литературное моделирование личности монарха в контексте сюжетов власти. В структуре этой части особое значение имеет первая глава, которая посвящена роли Жуковского в качестве придворного наставника и созданию образа идеального государя в сказках писателя. Методологически анализ этой проблемы продолжает линию «новых истористов», прочитывающих литературные сказки как аллегории власти, отсылающие к актуальным идеологическим контекстам. Интерпретация переводных и оригинальных сказок Жуковского вводит в литературоведческую русистику новый ракурс рассмотрения этих произведений — не с оглядкой на жанр, поэтический язык, творческую историю, как ранее, а с целью выявления политических аллюзий. (Интерпретация творчества Жуковского с позиций «нового историзма» вызывает вопрос об изменениях в университетском литературном каноне, в котором Жуковский все еще присутствует преимущественно как представитель так называемого «элегического романтизма».) Самоидентификация Жуковского как наставника интерпретируется в лучших традициях русской культурологической школы и русской семиотики культуры на основе вписывания текстов поэта (литературных сказок, посланий к императрице, писем) в целостный культурный контекст эпохи и привлечения актуальных историософских идей. Анализ не остается на идейном уровне (или, в терминологии структуралистов, в «плане содержания»), а ориентирован на «план выражения» — воплощение просветительской концепции Жуковского в языке.

Прочтение сказок Жуковского ставит проблему комплектования библиотеки идеального государя поэтом-наставником. В свете этой проблемы из каждой сказки извлекается определенная идея об идеальном государе, которую Жуковский поставил себе целью привить своему высокопоставленному ученику. С этой целью Д. Крыстева вновь обращается к сказке «Колючая роза». Анализ «Сказки о царе Берендее» добавляет новые аргументы к выводам других исследователей об «отеческом» (патерналистском) самодержавии, что позволяет прояснить роль Жуковского в утверждении династического сценария власти Николая I и идеологемы благого отца нации, трактуемой как семья. Эта идеологема извлекается не только из сказки, но и из дневника поэта и «Песни на присягу наследника» (1834). В результате демонстрируется, как разные тексты создают единый политический дискурс с устойчивыми политическими метафорами и высокой частотностью определенных лексем и, вмес­те с тем, какие специфические средства использованы в различных жанрах (например, стихосложение в «Песне. ..»). Комментарий к идее Жуковского о великодушии победителя (по поводу действий власти после подавления Польского восстания 1831 г.) содержит вывод о нового типа «встрече» Жуковского с Пушкиным — полемике Жуковского с позицией Пушкина в стихотворении «Клеветникам России» (в отличие от хрестоматийного представления о связи учитель — ученик в контексте романтизма). Представление об образе идеального государя в творчестве Жуковского дополнено наблюдениями над балладой «Сражение со змеем», о чем уже упоминалось по поводу другой книги автора, а также над балладой «Старый рыцарь». Анализ баллады «Старый рыцарь» раскрывает антимакиавеллисткие взгляды Жуковского на основе выявления библейских архетипов, таких как ветка оливы из Палестины (заменившая ветку боярышника из оригинального текста Уланда) как знак правления Николая І. Значение подобных деталей в коде Жуковского демонстрируется и привлечением других текстов (образа ангела с короной из белых роз в стихотворении «Видение» как аллегории Александры Федоровны). В следующих частях рассматриваются сказки Жуковского, в которых выявляется романтическая ирония по отношению к власти: к проанализированному в предыдушей книге фрагменту «Как мыши кота погребают» добавлены сказки «Кот в сапогах» и «Сказка о Иване-царевиче и сером волке». Последняя вписана в контекст идей Жуковского о роли истории в воспитании государя и об отношениях монарха с подданными: прокомментированы путешествие поэта с великим князем по России и Европе, текст «Пользы истории для монархов» из «Хрестоматии для великого князя Александра Николаевича», стихотворение «В сардамском домике», предлагающее вниманию правителя пример Петра І, стихотворные сказки 1841 г. «Тюльпанное дерево», «Кот в сапогах», «Сказка об Иване-царевиче…». Для раскрытия семантики волка Д. Крыс­тева отсылает к мифологическому сюжету о Ромуле и Реме, вскормленных волчицей, к функции волка в волшебной сказке как помощника царского сына (по В. Проп­пу). Сказка «Кот в сапогах» рассматривается как аллегория литератора-наставника, которому полагаются почести со стороны власти. Знаками такой идеи, в прочтении Д. Крыстевой, являются оригинальное название сказки Ш. Перро «Наставник кот, или Кот в сапогах» и дружеское прозвище поэта в царской семье — кот Вася. Из финального фрагмента текста Жуковского извлекается идея о неосуществленной мечте поэта (кот старится достойно и награжден почестями). У меня, однако, возникает вопрос, не содержится ли в высказывании «Он бросил / Ловить мышей» горькая ирония по поводу отказа от основной роли творца во имя придворной службы?

Вторая глава первой части посвящена историософским идеям Пушкина в связи с темой поэта-наставника. Анализ поэмы «Медный всадник» из предыдущей книги дополнен наблюдениями над общением поэта с императором и отвергнутой Николаем I попыткой наставничества со стороны Пушкина. На основе нехудожественных текстов Пушкина — публицистики и писем — реконструируются представления поэта об истории России (в сопоставлении с историческими концепциями Карамзина, С. Глинки, Полевого). Выдвинут для доказательства тезис, что историческая концепция Пушкина находит воплощение не только в поэме «Медный всадник», но и в «текстах, совместно с которыми рождается эта поэма». Автор приходит к выводу, что все тексты Болдинской осени 1833 г. интерпретируют языком разных жанров конфликты петербургского периода истории русской монархии. Д. Крыстева объединяет несколько произведений Пушкина разных жанров, написанных в Болдине осенью 1833 г. («Анджело», «Пиковую даму», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях» и «Историю Пугачева»), на основе идеи об абсолютной власти и идеи самозванства. Автор развивает прочтение «Пиковой дамы» и «Медного всадника» как начала «петербургского текста русской культуры» (В.Н. Топоров), вписывая и остальные перечисленные произведения в этот «петербургский текст». Она оспаривает оценку «Анджело» и двух сказок как периферийных явлений в творчестве Пушкина, полагая, что подобные «вторичные» тексты с точки зрения интертекстуальности получают особую смыслогенерирующую функцию. В свете современных представлений о соотношении фикциональности и худо­жественности закономерно включение «Истории Пугачева» в один ряд с художест­венными произведениями Пушкина. Д. Крыстева развивает наблюдения дру­гих исследователей над аллегорическим пластом в «Анджело» (Ю. Лотмана, В. Листова) и «Сказке о рыбаке и рыбке» (М. Эпштейна, Г. Макогоненко), выявляя связи этих произведений с «каноническими» «Пиковой дамой» и «Медным всадником». Прочтение произведения как политической аллегории с точки зрения прежнего социологического подхода и при помощи инструментария «нового историзма» вызывает вопрос о диалоге/полемике между двумя методологиями.

Осмысление историософской концепции Пушкина закономерно предполагает обращение и к поэме «Медный всадник». В настоящем труде это прочтение вписывается в контекст темы поэта-наставника интерпретацией диалога между Николаем І и Пушкиным на основе документов и писем. Эта интерпретация важна не только с точки зрения творческой биографии Пушкина — она создает представление о драматических отношениях между властью и творцом.

В заключение выражу убеждение, что широта исследованного материала, глубина интерпретации и актуальность проблематики в монографиях Д. Крыстевой привлекут внимание российских исследователей. Будем надеяться, что книги будут переведены на русский язык, что, бесспорно, расширит их аудиторию.

Концептуальная метафора в художественной литературе

Если обратиться к описанию внешности, можно заметить, что Нэнси автору нравится больше. Когда О. Генри пишет о ней, он использует контекстуальную метафору и сравнивает девушку с русскими крестьянами, а затем и с архангелом:

The same look can be seen in the eyes of Russian peasants; and those of us left will see it some day on Gabriel’s face when he comes to blow us up. [28]

(Это выражение  не  исчезает, даже когда она весело смеется. То  же  выражение,  можно  увидеть  в  глазах русских крестьян, и те из нас, кто доживет,  узрят  его  на  лице  архангела Гавриила, когда он затрубит последний сбор).

Используя метафоры «Russian peasants» и «Gabriel’s face» позволяет предположить, что О. Генри считает, что Нэнси такая же смиренная, чистая, добрая, открытая, ничего не просящая взамен.

Ден, друг Лу, в этом рассказе самый влиятельный: он зарабатывает 30 долларов в неделю и стоит, таким образом, на верхней ступени лестницы. О. Генри использует в его описании следующую контекстуальную метафору:

<…> who looked upon Lou with the sad eyes of Romeo, and thought her embroidered waist a web in which any fly should delight to be caught. [28]

(Он взирал на Лу печальными глазами  Ромео,  и ее вышитая блузка казалась ему паутиной,  запутаться  в  которой  сочтет  за счастье любая муха).

Автор сравнивает Дена с Ромео – романтичным мечтателем с добрым и открытым сердцем, который весь отдается чувствам к Лу. Девушка была ему настолько мила, что он был в восторге уже только от того, что может любить ее. И это чувство сравнивается с паутиной на блузке его возлюбленной:  and thought her embroidered waist a web. Ден также сравнивается с мухой: any fly should delight to be caught. Использование такой метафоры говорит о том, что О. Генри считает Дена не совсем разборчивым, ведь муха – это насекомое с ограниченной степенью осознанности, которое летит туда, где чувствует какой-то сильный запах, и  сразу нападает на объект. Можно сделать вывод, что Ден – простоватый, незамысловатый, непривередливый молодой человек.

Также юноша в рассказе сравнивается с верным рыцарем: The faithful squire took his place close to the curb. [28] (Верный рыцарь занял свое место у края тротуара). Он надежный, на него всегда можно положиться, в любой ситуации Ден сохраняет самообладание и дежурную улыбку.

Противопоставляя Нэнси другим девушкам из ее окружения, автор подчеркивает, что просто найти миллионера и очаровать его не было ее целью. У нее было много поклонников, но всех их Нэнси уверенно отметала, так как хотела встретить честного, умного богача, а не лгуна. О. Генри позиционирует эту героиню как истинную охотницу за мужчинами, а всех ее кавалеров – как дичь. Процесс поиска мужа О. Генри сравнивает с охотой, когда нужно выследить дичь, прицелиться и метко выстрелить:

On her face was the faint, soldierly, sweet, grim smile of the preordained man-hunter. The store was her forest; and many times she raised her rifle at game that seemed broad-antlered and big; but always some deep unerring instinct-perhaps of the huntress, perhaps of the woman—made her hold her fire and take up the trail again. [28]

(На ее  лице  играла  легкая,  томная,  мрачная  боевая  улыбка  прирожденной охотницы за мужчинами. Магазин был ее  лесом;  часто,  когда  дичь  казалась крупной и  красивой,  она  поднимала  ружье,  прицеливаясь,  но  каждый  раз какой-то глубокий безошибочный Инстинкт — охотницы, или, может быть, женщины — удерживал ее от выстрела, и она шла по новому следу).

В конце рассказала при встрече Лу и Нэнси в парке девушки сравниваются со змеями, которые ждут удобного момента, чтобы ужалить друг друга. Языки их напитаны ядом.

After the first embrace they drew their heads back as serpents do, ready to attack or to charm, with a thousand questions trembling on their swift tongues. [28]

После первых поцелуев они чуть отодвинулись, как делают змеи,  готовясь ужалить или зачаровать добычу,  а  на  кончиках  их  языков  дрожали  тысячи вопросов.

О. Генри подчеркивает таким образом, что борьба за мужчину, защита собственного женского счастья делает женщин совершенно безжалостными, озлобленными. Из милых особ они превращаются в ядовитых змей, от которых лучше держаться подальше.

Подводя итог, можно отметить, что контекстуальная метафора – очень важный элемент повествования. В рассказе О. Генри «Горящий светильник» представлено три героя: Нэнси, Лу и Ден. Автор позиционирует Нэнси как воплощение большой мечты в скромном маленьком теле. .о. Генри хочет показать, что необязательно много зарабатывать или жить в роскоши, чтобы иметь право на мечту. Не нужно быть выходцем из высшего света, чтобы научиться хорошим манерам и жить в красоте. Красота живет внутри человека, в его душе. И все эти идеи сплелись с образе Нэнси. Лу – персонаж, который противопоставляется Нэнси. Лу больше зарабатывает и соответственно может больше себе позволить, но тратит свои деньги неумело и выглядит безвкусно. Она смеется над подругой, сама при этой выглядя очень глупо. Лу представлена как воплощение ограниченности, безвкусия и завышенной самооценки (хотя сначала кажется, что это Нэнси слишком высокого мнения о себе). Ден – простой парень, совершенно обычный. И в то же время, он рыцарь и Ромео – заботливый, надежный, стабильный. Ден является олицетворением женского счастья, человека, который будет всегда заботиться о своей любимой и беречь ее.

Развязка в рассказе совершенно неожиданная: Нэнси, которая всегда так мечтала о достатке и муже-миллионере, остается с Деном, а на Лу сваливается богатство и она уезжает. Такой непредсказуемый финал обеспечивается наличием большого количества контекстуальных метафор, который запутывают читателя, вводят его в заблуждение, формируют ложные образы героев. Такая развязка несет в себе глубоко философские истины, главным образом, доказывая, что читатель готовится к чему-то обычному, стандартному, что он привык видеть в жизни. Использование метафор же позволяет удивить, привнести загадку.

Значение метафоры в художественной литературе сложно переоценить. Этот стилистический прием используется для создания более красочных образов и описаний. Наличие метафор в рассказе делают его более интересным, захватывающим, а сюжет становится сложно предсказать.

 

 

Выводы по второй главе

 

1.             Среди лексических средств метафоры являются наиболее интересными. Они рассматриваются как результат когнитивного мышления и как лексическое средство, репрезентирующее концепты того или иного языка.

2.             Значение метафоры в художественной литературе сложно переоценить. Этот стилистический прием используется для создания более красочных образов и описаний. Наличие метафор в рассказе делают его более интересным, захватывающим, а сюжет становится сложно предсказать.

3.             Через концептуальные метафоры можно сделать вывод о ценностном отношении носителей языка и культуры к определенным предметам, явлениям, качествам людей, т.е. концептуальная метафора является прекрасным материалом для изучения культуры и менталитета носителей того или иного языка.

 


Заключение

 

Итак, мы рассмотрели, что такое метафора, ее сущность в когнитивной лингвистике.

Огромный резонанс в когнитивной лингвистике получила теория концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона. В противовес классической теории, рассматривающей метафору, прежде всего, как средство художественной выразительности, «украшение» речи когнитивная наука интерпретирует этот феномен как важнейшую когнитивную операцию над понятиями, способ структурирования понятийной системы.

Перечислим кратко основные положения данной теории.

1. Сущность метафоры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах сущностей другого рода.

2. Понятийная система человека упорядочивается и определяется метафорически. Метафоры, как языковые выражения, становятся возможны лишь потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека. Поскольку языковое общение базируется на понятийной системе человека, язык выступает как важнейший источник информации о том, что есть эта система.

3. При метафорическом переносе осуществляется «проекция одной концептуальной области в другую, своего рода экспансия концептов области источника, в результате которой происходит захват и освоение ими новой области – области цели», причем «переносится» не изолированное имя (с прямым номинативным значением), а целая концептуальная структура (схема, фрейм, модель, сценарий), которая активируется в сознании некоторым словом, благодаря конвенциональной связи данного слова с концептуальной структурой.

4. В качестве базовой метафоры выдвигается метафора человеческого тела (The mind is inherently embodied).

5. Концептуальные метафоры настолько естественны и так глубоко пронизывают мышление, что, как правило, их «метафоричность» не ощущается и не осознается носителями языка; они понимаются как самоочевидные, как прямое описание тех или иных явлений внутреннего мира человека.

6. Концептуальная метафора дает возможность понять чрезвычайно сложные ситуации, феномены и абстрактные понятия (идеи, эмоции). Большая часть концептуальной системы посвящена осмыслению международных отношений, войны, социально-экономических вопросов, политических дебатов, где избежать метафорического мышления невозможно.

В качестве примеров для раскрытия той или иной концептуальной метафоры исследовались концептуальные метафоры на примере рассказа « Salvatore».

Особенность использования метафор в рамках художественных текстов заключается в том, что художественный текст отличается от любого другого. Она может стимулировать эмоции и эстетические чувства читателя с помощью особого языка, подразумевающего наличие художественной образности. К средствам образности принадлежит множество стилистических средств, среди которых первую очередь занимает метафора, наиболее распространенная в художественном тексте.

Метафора придает художественному миру автора исключительную выразительность, передавая мысли с помощью чувственных образов и тем самым оживляя сухую абстракцию и делая ее более близкой читателю.

Итак, концептуальная метафора представляет собой способ описания одного фрагмента мира через другой. Чаще всего она возникает там, где нет иной возможности описания этого фрагмента, ибо знания о нем слишком малы и приблизительны, или же там, где эти фрагменты слишком сложны. Метафора тем самым не упрощает видение данных фрагментов, а лишь помогает по-новому представить их. Метафора способствует наглядности передачи содержания, вызывая конкретно-чувственное представление. Эти новые представления, соединяясь с исходными или прямыми, и образуют всю совокупность знаний человека о каком-либо участке картины мира.

Данное исследование не  претендует на полноту исследования проблем области когнитивной метафоры. Поскольку когнитивная лингвистика – это достаточно новое понятие в науке, остаются еще нерешенными дискуссионные вопросы, что только подтверждает актуальность исследования.


СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

1.      Баранов А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры. М., 1996

2.      Баранов А.Н. Предисловие редактора. Когнитивная теория метафоры почти 20 лет спустя // Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М.: УРСС, 2008- 256 с.

3.      Блэк М., Теория метафоры. — М., 1990. — С. 153-172

4.      Большой энциклопедический словарь. – М.: Большая российская энциклопедия, 1998.- 5110 с.

5.      Будаев Э.В. Становление когнитивной теории метафоры// Лингвокультурология.-2007.- №1. – С. 16-32

6.      Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. — М.,1963. – 369 c.

7.      Вовк В. Н. Языковая метафора в художественной речи. — Киев, 1986. – 251 c.

8.      Дэвидсон Д. Что означают метафоры // Теория метафоры — М.:Прогресс, 1990. – 366 c.

9.      Которова Е.Г. Метафора в различных функциональных стилях//Лингв. категории в синхронии и диахронии. Сб. науч. трудов/ Там. гос. пед. институт им. Ленинского ком.- Томск, 1984. – с.27-31

10. Кубрякова Е.С. Размышления о судьбах когнитивной лингвистики на рубеже веков/Е.С. Кубрякова//Вопросы филологии. – 2001. — №1.- С18-22.

11. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем: Пер. с англ. / Под. ред. и с предисл. А.Н. Баранова. М.: Прогресс, 2008.-256 с.

12. Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Сов.энциклопедия, 1990

13. Метафора в языке и тексте. (В.Г. Гак, В.Н. Телия, Е.М. Вольф и др.) – М.: Наука, 1988

14. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика: Учебное пособие. – Мн.: ТетраСистемс, 2004. – 256 с.

15. Никитин М. В. О семантике метафоры //Вопросы языкознания.-1979. — № 1. – С. 32-37

16. Петрова В.В. , Герасимова В.И. На пути к когнитивной модели языка//Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка.: Прогресс, 1999

17. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. — СПб., 1993. – 271 c.

18. Современный словарь «живого» русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой. – 928 с.

19. Теория метафоры : Сб. / Пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз.; Вступ. ст. и сост. Н.Д. Арутюновой. М., 1990.

20. Хахалова С.А. Нетрадиционная метафора в тексте/Автореферат – Пятигорск,1986.- 68 с.

21. Харченко В. К. Функции метафоры. — Воронеж, 1992. – 269 c.

22. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991 — 2000): Монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2001

23. Bain A. English Composition and Rhetoric. — L.,1887. — 351 p.

24. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live by. Chicago, 1980

25. Lakoff G. The Contemporary Theory of Metaphor // Metaphor and Thought. / ed. A. Ortony. — Cambridge: Cambridge University Press, 1993.

26. MacCormac E. R. A cognitive theory of metaphor. – Cambridge, London, 1985. – 365 с.

27. Maugham S. Salvatore. Режим доступа: http://reading.posyo.ru/good.html

28. O. Henry The Trimmed Lamp. Режим доступа: http://www.literaturecollection.com/a/o_henry/207/

 

 

 

 

 

 

 


Как создавать и использовать примеры метафор в литературе

Метафоры являются одними из самых мощных инструментов, которые писатели имеют в своем арсенале. Их можно использовать для создания образов в сознании читателя, конкретизации абстрактных понятий и добавления смысловых слоев в историю. В этом посте блога мы обсудим метафоры и то, как их использовать в своем письме. Мы также рассмотрим некоторые примеры из литературы, чтобы увидеть, как они работают.

Что такое метафора и как она используется в литературе?

Метафора — это фигура речи, в которой одна вещь используется для представления другой. Метафоры могут быть сложными для правильного использования, но они могут добавить глубину и нюансы вашему письму, если все сделано правильно.

Например, если вы говорите «жизнь — это путешествие», вы используете метафору, чтобы сказать, что жизнь — это не простая прямая линия, а полная изгибов и поворотов. Если вы говорите «любовь слепа», вы утверждаете, что любовь не видит недостатков в человеке, которого любит.

Или кто-то может сказать: «У меня кружится голова», чтобы описать свое смущение. В этом случае у человека не кружится голова — это просто способ описать свои чувства с помощью легко понятного образа.

И когда Юлий Цезарь сказал: «Я пришел, я увидел, я победил», он использовал метафору войны, чтобы описать свое успешное поражение Помпея в битве.

Подобные сравнения помогают нам лучше понимать абстрактные понятия.

Различные типы метафор, встречающиеся в литературе

В литературе можно найти три основных типа метафор.

1.

Метафоры прямого сравнения:

Эти метафоры сравнивают две непохожие вещи без использования слов «подобно» или «как». Например, «Ее разум был захламленным чердаком» или «У нее каменное сердце». Эти типы метафор могут быть убедительными, потому что они создают четкую картину в нашем сознании и помогают нам по-новому понять сложные концепции или эмоции.

2. Метафоры идентичности:

Метафору идентичности можно сравнить с личным брендом. Это то, что люди видят и с чем идентифицируют себя, когда думают о вас. Таким образом, точно так же, как компания может создать слоган или логотип для представления своего бренда, вы тоже можете создать личную метафору, чтобы представить свою уникальную личность.

Например, один человек может выбрать метафору орла, парящего высоко над остальными, чтобы выразить свое чувство свободы и независимости. Другой человек может выбрать метафору крепкого дерева, которое выдерживает любую бурю, чтобы представить его устойчивость и силу.

Возможности безграничны, так что проявите изобретательность и найдите то, что вам подходит!

Примеры метафор идентичности:

Я скала.

Я лист на ветру.

Я вода.

Я лев.

3. Метафоры контейнера:

Метафоры контейнеров многочисленны и вызывают воспоминания. Они включают, но не ограничиваются следующими примерами:

Весь мир — моя устрица. (Это из пьесы Шекспира «Виндзорские проказницы».)

Нет предела возможностям.

Он холодная рыба.

Он безбашенная пушка.

В ее словах всегда много уксуса.

Для такого маленького парня он много знает.

Ее голова витает в облаках.

При использовании метафор в литературе очень важно выбрать подходящие для истории, которую вы рассказываете, и сообщения, которое вы пытаетесь передать. Метафоры могут быть мощными инструментами, но их следует использовать с осторожностью.

Как создать свои собственные умные примеры метафор

Вы можете создавать свои метафоры, думая о качествах вещей, которые вы хотите сравнить. Например, если вы хотите описать кого-то в депрессии, вы можете сказать: «Она была грозовой тучей».

Еще один способ создания метафор — использование сравнений или сравнений с использованием слов «подобно» или «как». Например, можно сказать: «Она смотрела на них, как загнанный в угол зверь».

И сравнения, и метафоры помогут сделать ваше письмо более интересным и описательным. Однако важно не переусердствовать, иначе ваше письмо может начать казаться натянутым или надуманным.

Как и в случае с любым другим литературным приемом, лучший способ познакомиться с использованием метафор — прочитать примеры их действия. Поэтому начните с того, что обратите внимание на метафоры и сравнения, используемые в книгах, которые вы читаете, а затем попробуйте сами использовать их в своем письме.

Немного потренировавшись, вы сможете беспрепятственно включать их в свои тексты. Примеры метафор повсюду, как только вы начнете их искать. Вы можете найти их в стихах, рассказах, романах и даже в литературных пьесах. Конечно, большинство метафор не так очевидны, как приведенные выше примеры, но они могут быть столь же мощными.

Один из способов сделать метафоры более понятными и яркими — это использовать язык, обращающийся к чувствам. Включите детали, которые помогут читателям увидеть, понюхать, попробовать на вкус, потрогать или почувствовать то, что вы описываете.

Возьмем, к примеру, строчку из пьесы Уильяма Шекспира «Макбет»: «Жизнь — всего лишь ходячая тень». Шекспир использует метафору, чтобы всего в нескольких словах передать глубокую истину о жизни. Дело не только в том, что жизнь мимолетна, но и в том, что она нематериальна и бессодержательна. Метафоры можно использовать, чтобы сделать сложные идеи более понятными или добавить эмоции к сцене.

Примеры метафор в известных литературных произведениях

Метафоры могут быть забавными или грустными, гневными или даже жестокими. Однако, независимо от тона, метафоры — отличный способ добавить глубину и смысл вашему письму.

Примеры известных метафор в литературе:

«Мир — это сцена, а все мужчины и женщины просто игроки». – Как вам это понравится, Уильям Шекспир

«Жизнь – всего лишь сон». – Жизнь – это мечта, Кальдерон-де-ла-Барка

«Две дороги расходились в лесу, и я… я выбрал менее исхоженную». — Неизбранная дорога, Роберт Фрост

«Мы молоды / От сердечной боли мы стоим / Никаких обещаний, никаких требований» — Любовь — это поле битвы, Пэт Бенатар

«Я — Альфа и Омега, — говорит Господь Бог, — кто есть и кто был и кто грядет, Всемогущий». – Откровение

«Все, что мы видим или кажемся, / Это всего лишь сон во сне». – Сон во сне, Эдгар Аллан По

«Не уходи нежно в эту спокойную ночь. / Ярость, ярость умирающего света». — Не уходи нежно в эту спокойную ночь, Дилан Томас

«Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». – Всеобщая декларация прав человека

Как использовать примеры метафор в письме

Вы можете использовать метафоры по-разному, но один из наиболее распространенных – это сравнение двух непохожих вещей, чтобы показать, насколько они похожи, что называется сравнение.

Примеры сравнений:

Он был храбр, как лев

Она была прекрасна, как роза

Небо похоже на большое синее одеяло

Слепой, как летучая мышь

Свежий, как маргаритка

Счастливый, как моллюск

Твердый, как гвоздь

Легкий, как перо

Гордый, как павлин

Острый, как гвоздь Вы можете видеть, как эти сравнения добавляют интереса и описания к письму. Если вы хотите использовать метафоры в своем письме, вам следует помнить о нескольких вещах.

— Во-первых, убедитесь, что сравнение имеет смысл. Это должно быть что-то, что ваши читатели смогут легко понять.

– Во-вторых, не переусердствуйте. Обычно бывает достаточно пары метафор на одно произведение — если больше, ваше письмо начнет ощущаться как одно большое клише.

– Будьте оригинальны, наконец. Метафоры — отличный способ добавить интереса к вашему письму, но они потеряют свое влияние, если вы будете использовать одни и те же повторно.

Попробуйте разработать новые сравнения, которые удивят и порадуют ваших читателей. Немного потренировавшись, вы будете создавать метафоры как профессионал!

Примеры смешанных метафор:

Смешанная метафора — это сочетание двух или более образных средств, обычно непреднамеренно. Они могут быть забавными, но часто просто сбивают с толку.

«Она настоящая петарда» (метафора ее личности) в сочетании с «-она умеет осветить комнату» (метафора ее красоты).

«Он очень приятный собеседник» (метафора его очаровательной личности) в сочетании с «-он знает, как справляться с ударами» (метафора его способности справляться с невзгодами).

«Я так голоден, что мог бы съесть лошадь» (метафора, описывающая его голод) в сочетании с «-он мог бы съесть лошадь» (метафора того, сколько он хочет съесть).

Важность использования примеров метафор в литературе

Метафоры — это больше, чем просто литературные приемы; это лингвистические инструменты, которые помогают нам понять мир вокруг нас. Метафоры нужны не только писателям и поэтам, но всем.

Некоторые считают жизнь бесконечным путешествием. Другие видят в этом танец. Тем не менее, другие могут описать это как путешествие в машине в туманную ночь. Существует бесчисленное множество творческих метафор для описания жизни, и красота ее в том, что точка зрения каждого человека уникальна.

Важнее всего не пытаться найти «правильную» метафору, а просто открыть себя бесконечным возможностям и увидеть жизнь через призму творчества. В конце концов, если мы все по-своему креативны, то мир бесконечно прекраснее, чем мы могли себе представить.

Мы используем метафоры каждый день, когда говорим о летящем времени или чувстве непогоды. Мы не часто думаем об этих фигурах речи, но они играют важную роль в нашем языке. Метафоры помогают нам увидеть сходство между двумя вещами, которые могут быть не связаны между собой.

Заключение

Разобравшись в различных типах метафор и в том, как создавать свои собственные умные примеры, вы сможете добавить красок и жизни своему письму. Когда вы поймете важность примеров метафор в литературе, вы поймете, почему они являются таким важным инструментом для писателей.

Возьмите копию своей любимой книги и начните внимательно читать примеры метафор, которые использовали одни из лучших писателей в истории. Тогда да начнется процесс обучения!

Если вы работаете над своим первым романом и вам нужна дополнительная помощь в написании, ознакомьтесь с другими нашими статьями на странице https://ullahakanson.com/blogs/

Получайте удовольствие!

Улла

Просмотров сообщений: 204

Список 15 литературных приемов, которые известные авторы используют чаще всего

Все письма состоят из литературных приемов.

Литературные приемы, такие как старые добрые воспоминания, преднамеренно улучшают ваше письмо, делают его лучше, эффектнее и создают ваше письмо, чтобы зацепить читателей с самого начала.

Литературные приемы используются для:

  • направления ваших читателей в определенном направлении, чтобы интерпретировать ваши слова так, как вы хотите, чтобы они
  • добавьте красок к своим словам, чтобы привлечь больше читателей с первой строки
  • поможет вам продать еще еще ваших самостоятельно изданных книг (если вы хотите серьезно заняться этим).

Хотя термин «литературные приемы» может показаться немного пугающим, на самом деле они довольно просты.

На самом деле, вы, вероятно, используете массу этих элементов при написании своей книги и даже не осознаете этого… ( подсказка : ваши любимые телешоу постоянно используют эти ).

15 литературных приемов, которые сделают ваше письмо сильнее:

  1. Аллюзия
  2. Дикция
  3. Аллитерация
  4. Аллегория
  5. Разговорный язык
  6. Эвфемизм
  7. Воспоминания
  8. Предчувствие
  9. Изображения
  10. Сопоставление
  11. Метафора/подобие
  12. Персонификация
  13. Звукоподражание
  14. Символизм
  15. Тон

Что такое литературные приемы?

Литературные приемы — это различные приемы, используемые при написании, чтобы помочь вам выразить себя и свои идеи немного более творчески, чтобы ваш текст и мир выделялись на странице.

Литературные приемы могут помочь вам рассказать историю, вызвать у читателей любопытство (чтобы они продолжали читать) и усилить напряжение в вашей истории или книге. В конечном счете, при правильном использовании они могут сделать ваше письмо намного сильнее.

Авторы используют литературные средства, такие как образы, чтобы помочь передать

предполагаемое восприятие письма читателю.

Вы, наверное, помните, что в школе изучали такие литературные приемы, как олицетворение, предзнаменование и метафоры.

Хотя это очень распространенные типы литературных элементов, существует гораздо больше , которые вы можете использовать, чтобы выделить свое письмо среди других.

Использование этих устройств поможет вашему письму стать сильнее и лучше.

Список 15 литературных приемов, которые известные авторы используют чаще всего

Когда дело доходит до письма, всегда хочется узнать больше.

Почему? Потому что чем больше вы знаете, тем лучше будет ваше письмо.

Нет необходимости использовать каждый литературный термин в своей книге, но зная, что вам доступно для использования и как использовать это стратегически, ваше письмо станет более сильным и, следовательно, более увлекательным для читателей.

Вот список из 15 литературных приемов, используемых известными и успешными авторами, которые хорошо пишут.

#1 – Аллюзия

Нет, это не иллюзия , хотя их можно спутать друг с другом.

Аллюзия — это литературный прием, который отсылает к человеку, месту, предмету или событию в реальном мире. Вы можете использовать это, чтобы нарисовать четкую картину или даже связаться со своими читателями.

Аллюзии часто используются в качестве литературных элементов, которые помогают читателю сблизиться с произведением. Ссылаясь на что-то, с чем читатель может быть знаком в реальном мире, это вкладывает в него больше, чем если бы у вас не было никаких связей.

Примеры намеков:

«Теперь осторожно. Ты же не хочешь открывать ящик Пандоры».

В этом примере намек на ящик Пандоры. Поскольку это отсылка к реальному элементу, это считается аллюзией.


«Он был настоящим хорошим парнем, Дэдпулом своего времени».

В этом примере рассказчик использует Дэдпула как аллюзию, ссылаясь на человека, которого он описывает, как на супергероя (если его можно так назвать) Дэдпула.

 

#2 – Дикция

Дикция – это литературный прием, который представляет собой выбор слов или стиля, используемый писателем для передачи своего сообщения.

По сути, это причудливый способ сказать, что дикция — это то, как автор хочет писать для определенной аудитории.

Вот различные типы дикции и их значение:

  • Формальная дикция – Это когда выбор слова более формальный или высококлассный.
    Часто писатели используют формальную дикцию как литературный прием, когда говорят более образованные люди или содержание предназначено для людей с высшим образованием.
  • Неофициальная дикция — Когда ваши персонажи (или вы пишете научную литературу) разговаривают напрямую с обычными людьми, этот тип дикции будет использоваться, поскольку он более разговорный.
  • Сленговая дикция – Сленг обычно используется для более молодой аудитории и включает недавно придуманные слова или фразы. Примером этого может быть использование слова «fleek» или других новых сленговых фраз.
  • Разговорная речь – Это когда записываются слова, которые используются в повседневной жизни. Они могут быть разными в зависимости от культуры или религии, присутствующих в письме.
Пример словаря:

«Я прощаюсь с вами».

Присутствующая здесь дикция является формальной, так как большинство людей не используют регулярно слова «bid» и «adieu» в повседневной речи.

“ Особенно мне запомнились ее волосы, потому что они были ворсистыми! »

Здесь «fleek» — сленговый термин, используемый для описания женских волос, что означает сленговое выражение.

#3 – Аллитерация

Аллитерация – это литературный прием, в котором одни и те же буквы или звуки используются в начале слов в предложении или заголовке.

Есть много детских стишков, в которых используется аллитерация, но это также полезно для создания чего-то запоминающегося в вашем письме.

Вы также можете использовать аллитерацию при выборе названия своей книги, так как это облегчает запоминание, как вы можете видеть в примере с аллитерационными названиями ниже.

Примеры аллитераций

 

#4 – Аллегория

Аллегория – это фигура речи, в которой абстрактные идеи описываются с помощью персонажей, событий или других элементов.

Это скорее причудливый способ сказать, что вместо того, чтобы быть буквальным с идеей, вы используете персонажей, события или другие элементы, чтобы описать ее так, чтобы читатель мог лучше ее понять.

Думайте об этом как об истории внутри истории. Вы используете символы, события или другие средства для представления буквального значения.

Это немного лучше понять на примерах, чем на определении.

Аллегория Примеры:

 

Одно из самых известных произведений с использованием аллегории — «

Скотный двор » Джорджа Оруэлла. Предполагаемая история о группе сельскохозяйственных животных, которые восстают и побеждают людей, но основная история связана с русской революцией.

Использование аллегории часто означает рассказ более мрачной истории таким образом, чтобы ее было легче понять и воспринять читатели.

#5 – Разговорный язык

Один из способов увеличить построение мира в вашей книге – использовать разговорный язык.

Разговорные выражения — это выражения, слова и словосочетания, которые используются в неформальной, повседневной речи, включая сленг.

Вы можете использовать их несколькими способами. Во-первых, вы можете использовать их как сленг в реальном мире, а во-вторых, вы даже можете создать в своей книге собственные разговорные выражения для их мира и культуры и даже при написании диалогов.

Примеры разговорной речи

 

  • Bamboozle – обманывать
  • Собираюсь – собираюсь
  • Быть синим – грустить
  • Убирайся – уходи
  • Вон там – там
  • Бомба Да — лучшая

Вы можете создавать свои собственные разговорные выражения в своем собственном мире, чтобы увеличить реализм.

#6 – Эвфемизмы

Мы склонны считать эвфемизмы сексуальными

эвфемизмами, и именно так они часто используются. Однако на самом деле эвфемизмы — это любые термины, обозначающие что-то невежливое или неприятное.

Мы создаем фразы или другие слова, чтобы избежать использования фактического термина, потому что они невежливы, грубы или непристойны. Эти альтернативы считаются эвфемизмами.

Вот почему мы часто думаем о сексуальных эвфемизмах, когда слышим об этом литературном приеме. Большинство людей предпочли бы сделать гораздо более легкий комментарий, говоря о чем-то столь «неприличном», как секс, но то же самое относится и к чьей-то смерти.

Примеры эвфемизмов

 

  • Прежде чем я уйду – прежде чем я умру
  • Сделай грязное — займись сексом
  • Задняя часть – приклад
  • пот – потливость
  • Тонкий сверху – лысый
  • Подвыпивший – пьяный
  • Расшатанный винт – быть тупым

#7 – Воспоминания

Воспоминания в литературе – это когда рассказчик возвращается во времени к определенной сцене или главе, чтобы дать больше контекста истории.

Часто мы видим воспоминания в книгах, где прошлое сильно влияет на настоящее, или как способ начать историю с интересной ноты. Это видно в «Гарри Поттере», когда Гарри видит воспоминание о прошлом от Дамблдора или даже Снейпа.

Пример воспоминаний

Например, в Vicious В.Е. Шваб, она использует воспоминания как повторяющийся элемент в своей книге. Каждая вторая глава возвращается в прошлое, а затем возвращается в настоящее для следующей главы, чтобы структурировать саму историю.

Итак, в данном случае Шваб использует этот литературный прием для формирования всего повествования своей истории, а не просто использует его как единое целое, что является уникальным подходом к воспоминаниям.

 

#8 – Предвидение

Предвидение – это когда автор размещает элементы в тексте, которые дают подсказки о том, что произойдет в будущем истории.

Часто это могут быть небольшие фрагменты, которые некоторые читатели могут не заметить при первом прочтении. Они могут даже оглянуться назад и понять, что определенные элементы были предзнаменованием, когда они достигли кульминации или был раскрыт большой поворот сюжета.

Предзнаменование может быть как буквальным, так и тематическим.

Вы можете написать сцену, в которой есть разговор, смысл которого читатель не может полностью понять, пока не откроется больше.

Вы также можете написать сцену с символическими элементами, предвещающими события, например, поместить черную ворону в сцену, предвещающую смерть, поскольку вороны символизируют это.

Если вы действительно хотите улучшить свои творческие способности, вы даже можете создавать темы, которые будут предвосхищать ваш собственный мир.

В качестве примера этого литературного приема вы можете создать культуру, в которой кролики являются «известным» признаком перемен, и заметно поместить кролика в более позднюю сцену.

Примеры предзнаменований

В Назад в будущее , на минутной стрелке одних из часов в начальных титрах изображен актер Гарольд Ллойд из фильма silem Безопасность превыше всего . Это предвещает появление Дока Брауна, висящего на часовой башне Хилл-Вэлли позже в фильме, когда он пытался отправить Марти МакФлая обратно в 19-й мир. 80-е годы.

В Мстители Тони Старк комментирует, как один из корабельных инженеров играет в игру под названием Galaga, поскольку они впервые собираются вместе. Цель игры в реальной жизни — защитить Землю от инопланетных захватчиков, что и происходит позже в фильме.

Мы также подготовили это действительно полезное видео об использовании предзнаменований в ваших романах — особенно о том, как использовать их эффективно, не выдавая хороших вещей. Если вам нравится учиться на видео, ниже я расскажу массу полезной информации:

#9 — Imagery

Это тот, который мы кратко коснулись выше, а также тот, который вы, вероятно, узнали в школе, хотя с тех пор, возможно, прошло некоторое время, поэтому мы дадим вам освежить в памяти.

Образность — это когда вы используете визуально описательный или образный язык в своем письме. Думайте об этом больше как о том, чтобы показать, а не рассказать в письменной форме, где вы используете больше чувственного языка, а не грубых, простых слов.

Вы также можете использовать более сильные глаголы, чтобы представить более сильные образы в своем письме.

Пример изображения

Вот пример изображения из антологии Ханны Ли Киддер, Little Birds:

 

 

Обратите внимание, как Киддер использует визуальные эффекты, чтобы оживить свои слова. Вы очень легко можете представить себе, где происходит эта сцена и как именно выглядят эти камни.

#10 — Персонификация

Персонификация — это литературный прием, при котором вы придаете нечеловеческим элементам человеческие качества.

Это один из самых известных литературных приемов, и он полезен по ряду причин:

  1. Создает более сильный образ
  2. Увлекает читателей дальше в ваш мир
  3. Помогает читателям разобраться и понять, что происходит
  4. Это может позволить читателям взглянуть по-новому
  5. Вы можете дать читателям новый взгляд на типичное визуальное явление/происшествие
Примеры персонификации
  • Ветер свистел мимо моих ушей, как давно забытая знакомая мелодия.
  • Луна дернула одеяло серебряного света над лесом.
  • В углу на корточках стоял войлочный стул, покрытый пылью и сыростью заброшенности.

#11 – Сопоставление

Сопоставление означает размещение контрастных элементов рядом друг с другом, чтобы подчеркнуть один или оба, включая слова, сцены или темы.

Этот литературный прием может показаться чересчур причудливым, но он довольно прост.

Много раз авторы использовали сопоставление, чтобы вызвать у читателей более сильную эмоциональную реакцию.

Вспомните, когда за счастливым моментом в фильме или книге следует грустная, душераздирающая сцена. Эта сцена усугубляется тем фактом, что наши эмоции были на высоте.

Сопоставление также можно использовать в меньшем масштабе, с контрастными словами или фразами рядом друг с другом, чтобы подчеркнуть оба, как в первом примере ниже.

Однако, когда дело доходит до придания вашей книге эмоционального эффекта «американских горок», сопоставление, используемое в более широком масштабе, может иметь огромное значение.

Примеры сопоставления
  • «Это были лучшие времена, это были худшие времена, это был век мудрости, это был век глупости, это была эпоха веры, это была эпоха недоверия, это была пора Свет, это был сезон Тьмы». -Рассказы о двух городах Чарльза Диккенса.
  • Я ненавижу любить тебя.
  • Вскоре вас попросят совершить великое насилие во имя добра. – Желтые птицы Кевина Пауэрса

#12 – Метафора/Сравнение

Это самый популярный литературный прием, который следует использовать с осторожностью, потому что при слишком частом использовании метафоры и сравнения могут попахивать клише и любительским сочинением.

Метафоры и сравнения — это сравнения, используемые для лучшего разъяснения и понимания читателями.

Несмотря на то, что они похожи, они совершенно разные.

Метафора

Метафора — это сравнение двух НЕ похожих вещей, в котором одно слово заменяется другим.

Сравнение

Сравнение — это сравнение между двумя вещами, которые НЕ похожи, и заменяет слово другим словом, но использует в нем «подобно» или «как».

Примеры метафор

 

  • Она тонула в море собственного отчаяния.
  • Его сердце было свинцовым, отягощенным воспоминанием о том, что он сделал.
Примеры сравнения
  • Она словно тонула в море собственного отчаяния.
  • Его сердце было тяжелым, как свинец, отягощенным воспоминанием о том, что он сделал.

#13 — Звукоподражание

Хотя его название может сбивать с толку, этот литературный прием на самом деле легко понять, если вы разберетесь с его сложным правописанием.

Звукоподражание — это слово или фраза, которая показывает вам звук, который издает нечто. Поскольку мы не слышим книги, этот литературный прием лучше всего использовать для того, чтобы нарисовать четкую картину и включить слух в ваше письмо.

При использовании этого литературного элемента в письменной форме правильное форматирование почти всегда состоит в том, чтобы выделить слово курсивом, чтобы показать ударение звука.

Примеры звукоподражаний

 

  • Базз
  • Зап
  • Сплат
  • Стрела
  • Всплеск
  • Зинг
  • Рукоятка
  • Свист
  • Взрыв
  • Скрип
#14 – Символизм

Каждая история так или иначе использует символизм. Этот литературный прием представляет собой использование ситуации или элемента для представления более крупного сообщения, идеи или концепции.

Много раз авторы использовали символизм как способ передать более широкое сообщение, обращенное к большему количеству читателей. Вы также можете использовать символизм, чтобы предсказать, что произойдет позже в истории.

Примеры символов

 

  • Вороны используются как символ плохого предзнаменования, например смерти
  • Фиолетовый цвет символизирует королевскую власть
  • Красный цвет может символизировать смерть, борьбу, власть, страсть
  • Пауки могут символизировать шпионаж, подлость или ненадежность

#15 – Тон

Тон книги – это то, что передает мнение, отношение или чувства рассказчика к написанному.