Роберт Сапольски о нашей способности думать символами — Моноклер

Рубрики : Наука, Нейронаука, Переводы, Последние статьи

Профессор биологии и неврологии Стэнфордского университета Роберт Сапольски рассказывает, как у человека развивался метафорический язык, почему фигуры речи, сравнения и притчи имеют такую власть над нами и как слабая способность мозга к различению метафорического и буквального помогла нам создать искусство, научиться испытывать чужую боль и чувствовать себя запятнанными при совершении аморальных поступков.

«Война, убийство, музыка, искусство. У нас не было бы ничего без метафор».

Люди привыкли быть уникальными во многих отношениях. Мы — единственный вид, который придумал разные инструменты, убивал друг друга, создавал культуру. Но каждая из этих предполагаемых отличительных черт теперь встречается и в других видах (подробнее об этом — в нашем материала «Чем мы отличаемся от приматов?«). Не такие уж мы и особенные. Однако существуют и другие способы проявления, которые делают нас уникальными. Один из них является чрезвычайно важным: человеческая способность думать символами. Метафоры, сравнения, притчи, фигуры речи — все они имеют огромную власть над нами. Мы убиваем для символов, умираем ради них. И, тем не менее, символы создали одно из самых великолепных изобретений человечества: искусство.

В последние годы ученые из ведущих университетов, в том числе Университетского колледжа Лондона (Лос-Анджелес) и Йеля, добились удивительных результатов в области понимания нейробиологии символов. Главным выводом , к которому они пришли: мозг не слишком силён в различении метафорического и буквального. В самом деле, как показали исследования, символы и метафоры, а также мораль, которую они порождают, являются продуктом неуклюжих процессов в наших мозгах.

---

Читайте также Тело как машина: почему нам стоит отказаться от описания себя в технических терминах

---

Символы служат в качестве упрощающей замены чего-то сложного (например, прямоугольник из ткани со звёздами и полосами представляет всю американскую историю и её ценности). И это очень полезно. Чтобы понять почему, начните с рассмотрения «базового» языка – общения без символического содержания. Предположим, что вам сейчас угрожает что-то ужасное, и поэтому вы кричите что есть мочи. Кто-то, слышащий это, не знает, что означает это пугающее «Ааааа!» — приближение кометы, эскадрона смерти или гигантского варана? Ваш возглас лишь означает, что что-то не так — общий крик, смысл которого неясен (без дополнительного сообщения). Это сиюминутная экспрессия, которая служит средством общения у животных.

Символический язык принёс огромные эволюционные преимущества. Это можно увидеть и в процессе детского освоения символизма – даже среди других видов. Когда, например, верветки обнаруживают хищника, они не просто издают некий общий крик. Они используют различные вокализации, различные «протослова», где одно означает «Аааа, хищник на земле, взбираемся на деревья», а другие средства значат «Ааа, хищник в воздухе, спускаемся с деревьев». Потребовалась эволюция для развития когнитивных способностей, помогающих сделать это различие. Кто хотел бы ошибиться и начать карабкаться вверх, на вершину, когда хищник летит туда же на всей скорости?

Язык отделяет сообщение от его значения, и, как наши предки-гоминиды, продолжает получать лучшее из этого разделения, — то, что даёт большие индивидуальные и социальные преимущества. Мы стали способны представлять эмоции из своего прошлого и предвкушать эмоции, которые появятся в будущем, а также вещи, которые не имеют ничего общего с эмоциями. Мы эволюционировали до появления у нас театральных средств отделения сообщения от смысла и цели: лжи. И мы придумали эстетическую символику. В конце концов, эти 30000-летние изображения лошадей в пещере Шове на самом деле не являются лошадьми.

Наше раннее использование символов помогло сформировать мощные связи и правила взаимодействия, и человеческие общины становились все более сложными и соперничающими. Недавнее исследование 186-ти аборигенных обществ под руководством Апы Норензаяна из Университета Британской Колумбии и Азима Шарифа из Университета штата Орегон показало: чем более крупной была типичная социальная группа, тем больше оказывалась вероятность, что их культура создала бога, контролирующего и оценивающего человеческую мораль – этот наивысший символ давления правил.

 

◊ ◊ ◊

Как же наш мозг развивался, чтобы стать посредником в этом нелёгком деле? Весьма неуклюжим путём. Как уже было сказано, эволюция не является изобретателем – она ремесленница, работающая с кусочками, которые ей доступны. В то время как кальмар не может плавать так же быстро, как большинство рыб, он плавает довольно быстро для существа, произошедшего от моллюсков. Точно так же и с человеческим мозгом: в то время как он весьма топорно обрабатывает символы и метафоры, он делает весьма неплохую работу для органа, который произошел от мозга, способного обрабатывать лишь буквальную информацию. Проще всего пролить свет на этот громоздкий процесс с помощью метафор для двух чувств, критически важных для выживания: боли и отвращения.

Рассмотрим следующий пример: вы прищемили палец ноги. Болевые рецепторы отправляют сообщения позвоночнику и – выше – мозгу, где различные области приходят в действие. Некоторые из этих областей рассказывают вам о местоположении, интенсивности и характере боли. У вас повреждён правый палец или левое ухо? Был ли ваш палец ушиблен или раздавлен трактором? Это жизненно важный процесс обработки боли, который мы можем найти у каждого млекопитающего.

Но есть более знающие, значительно позднее развившиеся части мозга в лобной доле коры, которые оценивают значение боли. Это плохая новость или хорошая? Ваш ушиб сигнализирует о начале развития неприятной болезни или вы просто собираетесь получить сертификат человека, способного ходить по углям, и именно с этим связана боль? Многие из этих оценок происходят в области лобной доли коры головного мозга, называемой передней поясной корой. Эта структура активно участвует в «обнаружении ошибок», отмечая расхождения между тем, что ожидалось, и тем, что происходит. И боль из ниоткуда, безусловно, представляет собой несоответствие между безболезненной установкой (тем, что вы ожидаете) и болезненной реальностью.

Теперь давайте немного углубимся в работу Наоми Эйшенбергер из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Представьте, что вы лежите в сканере мозга и играете виртуально в мяч: вы и двое в другой комнате бросаете кибермяч через экран компьютера (В действительности не существует двух других людей — только компьютерная программа). В контрольных условиях вам сообщают в середине игры, что появился сбой в работе компьютера, и вы будете временно отключены. Вы смотрите, как виртуальный мяч перекидывается между оставшимися двумя людьми. То есть именно в этот момент в условиях эксперимента вы играете с двумя другими, и вдруг они начинают игнорировать вас и бросать мяч только между собой.

Эй, почему же они больше не хотят играть со мной? Проблемы с­­редней школы возвращаются к вам. И сканер мозга показывает, что в этот момент нейроны в вашей передней поясной коре активируются.

Другими словами, отторжение ранит вас. «Ну, да», — скажете вы. «Но это не то же самое, что прищемить палец на ноге». Но всё дело в передней поясной коре мозга: абстрактная социальная и настоящая боль активируют одни и те же нейроны в мозгу.

Ещё дальше в своей работе продвинулись Таня Зингер и Крис Фрит из Университетского колледжа в Лондоне. В то время как испытуемый находился в сканере мозга, через электроды на пальцах ему делали мягкую шокотерапию. Все обычные участки мозга активировались, в том числе и передняя поясная кора. После этого эксперимент повторялся, но при условии того, что испытуемые смотрели на своих возлюбленных, которые получали такую же мягкую шоковую терапию в тех же условиях. Области мозга, которые в таких условиях вопрошают «Это мои пальцы болят?», пребывали в молчании, потому что это не их проблема. Но передняя поясная извилина испытуемых активизировалась, и они начинали «чувствовать чью-то боль» – и это отнюдь не фигура речи. Им начинало казаться, что они тоже чувствуют боль. Эволюция в своем развитии сделала что-то особенное с людьми: передняя поясная кора стала площадкой (метафорически, конечно) для создания контекста боли как основы для сочувствия.

Но мы – не единственный вид, способный к эмпатии. Шимпанзе демонстрируют сочувствие, когда, например, возникает необходимость поухаживать за кем-то, кому досталось от агрессивного выпада другого шимпанзе. Мы также не единственный вид, у которого есть передняя поясная кора. Однако исследования показывают, что передняя поясная кора мозга человека является более сложной, чем у других видов, более связанной с абстрактными и ассоциативными участками головного мозга – областями, которые могут привлечь наше внимание к мировым страданиям, а не к боли в пальцах ног.

И мы чувствуем чужую боль, как ни один из других видов. Мы чувствуем эту боль на большом расстоянии, именно поэтому мы готовы помочь ребёнку-беженцу на другом континенте. Мы чувствуем эту боль сквозь время, испытывая ужас, который охватывал людей, оставшихся в Помпеях. Мы даже испытываем эмпатическую боль, при виде определённых символов, запечатлённых в пикселях. «О, нет, бедные На’ви!» – рыдаем мы, когда великое дерево уничтожают в «Аватаре». Поскольку передняя поясная кора имеет проблемы с запоминанием того, что всё это «всего лишь фигуры речи», она функционирует так, как если бы ваше сердце в буквальном смысле разрывали.

Метафоры, сравнения, притчи, фигуры речи — они имеют огромную власть над нами. Мы убиваем ради символов, умираем за них.

 

◊ ◊ ◊

Давайте рассмотрим другую сферу, в которой наша слабая способность управлять символами добавляет огромную силу уникальному человеческому качеству: морали.

Представьте, что вы находитесь в сканере мозга и из-за жутко убедительной просьбы ученого вы вкушаете какую-то гнилую пищу. Что-то прогорклое, зловонное и на вид весьма несъедобное. Это активизирует другую часть лобной коры, островковую долю (островок), которая, помимо других функций, отвечает за вкусовое и обонятельное отвращение. Островок посылает сигналы нейронов к мышцам лица, которые рефлексивно сжимаются так, чтобы вы могли немедленно сплюнуть, и к мышцам вашего желудка, которые способствуют рвоте. У всех млекопитающих есть островок, который участвует в процессе появления вкусового отвращение. В конце концов, ни одно животное не хочет употребить яд.

---

Углубляемся Нейропсихология брезгливости: как чувство отвращения сделало нас людьми

---

Но мы — единственные существа, у которых этот процесс служит чему-то более абстрактному. Представьте, что вы едите что-то отвратительное. Представьте, что у вас во рту полно сороконожек, как вы их жуёте, пытаетесь проглотить, как они там борются, как вы вытираете со своих губ слюни с их ножками. В этот момент над островком разражается гром, он тут же включается в действие и посылает сигналы отвращения. А теперь подумайте о чем-то ужасном, что вы когда-то сделали, о чём-то несомненно позорном и стыдном. Островок активируется. Именно эти процессы и породили основное человеческое изобретение: моральное отвращение.

Не удивительно ли, что островковая доля человеческого мозга участвует в продуцировании морального отвращения наряду со вкусовым? Не тогда, когда поведение человека может заставить нас почувствовать желудочные спазмы и ощутить неприятные вкусовые ощущения, почуять смрад. Когда я услышал о бойне в школе в Ньютауне, я почувствовал боль в животе — и это не была какая-то символическая фигура речи, призванная показать, как меня огорчили эти новости. Я чувствовал тошноту. Островок не только побуждает живот очистить себя от токсичных продуктов питания — он просит наш желудок очистить реальность от этого кошмарного случая. Расстояние между символическим сообщением и смыслом сжимается.

Как выяснили Чен Бо Чжун (Chen-Bo Zhong) из Университета Торонто и Кэти Лилженквист (Liljenquist) из Университета имени Бригама Янга, если вы вынуждены размышлять над своим моральным преступлением, то вы, скорее всего, пойдёте после этого мыть руки. Но ученые продемонстрировали что-то еще более провокационное. Они просят вас поразмышлять над своими моральными недостатками; после этого вас ставят в положение, в котором вы можете ответить на чей-то призыв о помощи. Барахтаясь в своей моральной распущенности вы, скорее всего, придёте на помощь. Но только не в том случае, если у вас была возможность помыться после своих моральных копаний. В этом случае вам удаётся «компенсировать» своё преступление — вы словно смываете свои грехи и отделываетесь от чёртовых темных пятен. Понтий Пилат и Леди Макбет могли бы читать лекции на научных конференциях по этой теме.

Примечательно, что способ, с помощью которого наши мозги используют символы для различения отвращения (физического) и морали, также применим к политической идеологии. Работа ученых, таких как Кевин Смит (Kevin Smith) из университета штата Небраска, показывает, что в среднем у консерваторов более низкий порог физиологического отвращения, чем среди либералов. Посмотрите на картинки с изображением экскрементов или открытых ран, заполненных личинками, — если ваш островок начнёт неистовствовать, велика вероятность, что вы консерватор, но только в социальных вопросах, касающихся, например, однополых браков (если вы гетеросексуальны). Но если ваш островок сможет перешагнуть через отвращение, скорее всего, вы либерал. В исследовании Йоэль Инбар (Yoel Inbar) из университета Тилбурга, Дэвида Писарро (David Pizarro) из Корнелла и Пола Блума (Paul Bloom) из Йеля участники, помещенные в комнату с мусорной корзиной, источающей жуткую вонь, «показали меньшую теплоту к геям в сравнении с гетеросексуальными мужчинами». В контрольной комнате, где не было вони, участники одинаково оценили геев и гетеросексуальных мужчин. В пикантном (занимательном), умном, реальном примере из жизни, кандидат консервативного «Движения чаепития» (Tea Party movement) Карл Паладино разослал рекламные листовки, пропитанные запахом мусора, во время своей первичной кампании в ходе выборов на пост губернатора Нью-Йорка в 2010 году от Республиканской партии. Его кампания гласила «Что-то действительно воняет в Олбани». В первом туре Паладино одержал победу (Однако, воняя в ходе всеобщих выборов, он проиграл с большим отрывом Эндрю Куомо).

Наш шаткий, зависимый от символов мозг сформирован персональной идеологией и культурой, влияющими на наше восприятие, эмоции и убеждения. Мы используем символы, чтобы демонизировать наших врагов и вести войну. Хуту из Руанды изображали врага Тутси в виде тараканов. В нацистских пропагандистских плакатах евреи были крысами, которые несли опасные заболевания. Многие культуры прививают своих членов – создают условия для того, чтобы они обзаводились отталкивающими символами, которые оттачивают и укрепляют конкретные нервные пути – от коры до островка, – которые вы никогда не найдёте у других видов. В зависимости от того, кто вы есть, эти пути могут быть активированы при виде свастики или целующихся двух мужчин. Или, возможно, при мысли об аборте или 10-летней йеменский девушке, вынужденной выйти замуж за старика. Наши желудки начинают сжиматься, мы на биологическом уровне чувствуем уверенность, что это неправильно, и мы поддаемся этому чувству.

Тот же самый мозговой механизм работает с символами, которые помогают нам сочувствовать, включаться в ситуацию другого, обнимать его. Наиболее мощно эта наша особенность воплотилась в искусстве. Мы видим мастерство искусного фотожурналиста — фото ребенка, чей дом был разрушен природным бедствием, и мы тянемся к нашим кошелькам. Если это 1937, мы смотрим на «Гернику» Пикассо и видим не просто зверинец анатомически деформированных млекопитающих. Вместо этого мы видим опустошение и чувствуем боль беззащитной деревни Басков, обреченных на заклание во время гражданской войны в Испании. Нам хотелось бы выступить против фашистов и нацистов, которые провели воздушную атаку. Сегодня мы можем чувствовать потребность заботиться о судьбе животных, когда смотрим на простой художественный символ – логотип с пандой, принадлежащий WWF.

Наши мозги, порождающие всё время метафоры, являются уникальными в животном царстве. Но, очевидно, мы имеем дело с обоюдоострым мечом. Мы можем использовать тупой край – тот, что демонизирует, и острый — тот, который побуждает нас совершать хорошие поступки.

© Robert Sapolsky  «Metaphors Are Us»/Nautil.us.

Обложка: Пабло Пикассо. Радость жизни. 1946.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие статьи

Метафорический интеллект. Инструменты развития. Иматон

Даты проведения программы в ближайшее время будут определены.

Оставьте, пожалуйста, предварительную заявку и мы вам первому сообшим об этом.

Оставить заявку

Сталкиваясь с камнем, ручей обтекает его. Сталкиваясь с проблемой, наш интеллект ищет способы решения. Один из способов преодоления трудностей – найти экономичный обходной путь. Многие люди заходят в тупик, пытаясь кого-то в чем-то рационально убедить или кого-то к чему-то эмоционально побудить, Использование метафор в профессиональной деятельности и повседневной жизни позволяет найти русло, по которому мысль может обогнуть внутренние препятствия и достичь наилучшего решения задачи. Способность человека решать задачи, используя метафоры, мы назвали «метафорическим интеллектом».

Данная программа будет полезна для тех, кто консультирует и развивает, договаривается и лечит, обучает и воспитывает, разрабатывает и внедряет.

Нестандартный и системный подход к развитию метафорического интеллекта позволит каждому участнику оценить и развить свои интеллектуальные и творческие способности, необходимые для решения как профессиональных, так и личных задач.

В программе:

• Метафорический интеллект. Что это такое?
• Отличие метафорического интеллекта от образного мышления, эмоционального интеллекта и креативности.
• Диагностика метафорического интеллекта. Тестовые, опросные и игровые методики.
• Инструменты развития метафорического интеллекта в формате тренинга и индивидуального консультирования.
• Авторская игра «АЛХИМЕТ»: цели, задачи, содержание, правила игры.
• Приложения к игре «АЛХИМЕТ»:
  • Метафорический бизнес-тренинг для руководителей.
  • Интеграционная игра в рамках подготовки старших школьников и студентов к олимпиадам и экзаменам.
  • Метафорическое описание и оптимизация бизнес-процессов. Подготовка бизнес-процесса к игрофикации.
  • Программа развития метафорического языка в профессиональном общении.
• Метафорический интеллект, как фактор успеха в тренинге, консультировании и управлении.

Формы работы:

информационные блоки, практические упражнения, групповая и индивидуальная работа, самотестирование.

Метафорическое убийство

Рамзан Кадыров разместил в своем инстаграме снимки известных российских оппозиционеров в прицеле снайперской винтовки. Зачем? Что он хотел этим сказать? Михаил Федотов называет это всего лишь «метафорой». Почему власть не хочет обозначить своего отношения к угрозам чеченского лидера, которые он сыплет направо и налево. В гостях журналисты Аркадий Дубнов и Елена Милашина («Новая газета»), а также политик Владимир Кара-Мурза-младший. Ведущая Елена Рыковцева.

Елена Рыковцева: Рамзан Кадыров может быть доволен, мы снова обсуждаем его фокусы. На этот раз в инстаграме он выложил видео, на котором мы видим Михаила Касьянова и Владимира Кара-Мурзу-младшего – это два известных политика, представители партии ПАРНАС. Видим мы их не просто так, а сквозь снайперский прицел винтовки. Представляю вам гостей нашей программы: с нами Аркадий Дубнов, мой коллега, с нами на связи Елена Милашина, обозреватель «Новой газеты». Елена – необычайно мужественный человек, она знает, что такое угрозы из Чечни, потому что история, когда замуж выдавали юную девушку за очень не юного человека, обошла всю Россию, Елена – человек, который об этой истории рассказал обществу, немало после этого претерпела в своей жизни. Сегодня вышла публикация Елены Милашиной в «Новой газете», которая ровно касается темы нашего разговора, она о том, как запугивают в Чечне. С нами на связи Владимир Кара-Мурза-младший. Это человек, лицо которого мы увидели сегодня в инстаграме Рамзана Кадырова в таком необычном ракурсе. Я предлагаю послушать единственного официального представителя Российской Федерации, который сегодня откликнулся на эту историю. Пытались журналисты узнать у Дмитрия Пескова, пресс-секретаря Владимира Путина, о его отношении, он сказал: мы не читаем инстаграм Рамзана Кадырова, мы не следим за его творчеством, у нас нет комментариев. Однако же Михаил Федотов, полномочный представитель по правам человека президента России, откликнулся.

ПОЛНАЯ ВИДЕОЗАПИСЬ ЭФИРА

«Видео, выложенное в инстаграме главы Чечни Рамзана Кадырова, не должно восприниматься как угроза убийства, – считает глава Совета по правам человека при президенте Российской Федерации Михаил Федотов. По его словам, высказывания главы Чеченской республики являются частью пиар-кампании, на которую «распространяются свои законы», и не должны восприниматься буквально. «Однако, в стране есть и психически неуравновешенные люди, которые могут всерьез подумать, что глава субъекта Российской Федерации призывает к убийству политического деятеля и воспринять его слова как руководство к действию», – добавил Михаил Федотов. Проблемы могут возникать в виду того, что не все люди в стране «понимают метафорический язык», например, кто-то думал, что сделает президенту страны подарок на день рождения, если будет убита журналистка Анна Политковская. На деле это стало тяжелым ударом по репутации страны и ее лидера», – подчеркнул глава СПЧ.

Елена Рыковцева: То есть проблема не в снимке как таковом, а в том, что есть люди, которые могут понять неправильно эту метафору, предложенную нам для обсуждения Рамзаном Кадыровым. Владимир, вот вы увидели себя сегодня в таком виде, как вы отреагировали, о чем вы подумали?

Владимир Кара-Мурза-младший: Мне кажется, здесь не может быть двух толкований разных. Это очевидно прямое подстрекательство к убийству, мы имеем дело с вполне конкретным человеком с вполне конкретной репутацией, мы говорим про господина Кадырова. Поэтому я думаю, что говорить о каких-то шутках или хохмах здесь можно в последнюю очередь. Поэтому и Михаил Касьянов, и я воспринимаем это как прямое подстрекательство к убийству. В ближайшие дни сделаем совместное обращение в следственные и правоохранительные органы по этому поводу. Если говорить по сути, то эта публикация и те угрозы прямые в адрес представителей российской оппозиции, которые мы слышим от господина Кадырова и его приспешников в последние несколько недель, – это прямой результат той безнаказанности, которая существует вокруг убийства нашего товарища, лидера российской оппозиции Бориса Немцова. Притом что всем здравомыслящим людям очевидно, что следы этого преступления так или иначе ведут в Грозный, господина Кадырова даже формально не допросили в рамках следственных действий, хотя этого требовали адвокаты, представляющие детей Бориса Немцова. Более того, мы периодически слышим из Кремля публичные поощрительные, даже хвалебные слова в адрес Кадырова и его режима. Буквально на днях Владимир Владимирович Путин поблагодарил Кадырова за эффективную работу, а глава администрации Кремля Сергей Иванов сказал, что у российского руководства к Кадырову вопросов нет. Вот, мне кажется, после таких слов вопросов уже не остается к самому российскому руководству.

Елена Рыковцева: Аркадий, Михаил Федотов вспоминает убийство Анны Политковской в этой связи, что кто-то хотел сделать подарок, но неудачный. Мы не будем говорить, что это Кадыров сделал подарок неудачный – это не доказано и пр. Но, тем не менее, он знает о том, что существует теория неудачного подарка и в какой форме он преподносится. Он сегодня делает новый подарок власти, совершенно, очевидно, неудачный, потому что не могут быть на руку Путину такие публикации со стороны лидера республики, то есть одного соратника по управлению Федерацией. Почему он это делает?

Аркадий Дубнов: Хорошая формула «неудачный подарок». Вы говорите, что этот неудачный подарок не может быть на руку Путину. Откуда вы это знаете? Я хотел сам бы услышать от Владимира Владимировича, что подарок Рамзана Кадырова крайне неудачный. Вместо этого мы слышим невнятное объяснение Дмитрия Сергеевича Пескова о том, что он не читает социальные сети Кадырова. Видимо, социальные сети всех остальных 87 глав субъектов Федерации он читает, а на Кадырова Ростехнадзор в Кремль поставил фильтр, не читает, опасно, вдруг что-то увидят. Я вижу эту ситуацию под другим углом. Пусть не обидятся на меня Володя Кара-Мурза-младший и даже Михаил Михайлович Касьянов – это сигнал не в первую очередь им, мне так кажется, это сигнал Владимиру Владимировичу Путину, еще один сигнал.

Елена Рыковцева: Какой? Что он сигнализирует?

Аркадий Дубнов: Идет проверка на устойчивость, на терпимость. Это как дети, дети до 13-14 лет все время проверяют родителей на порог чувствительности, сколько можно их доставать, когда он поставит тебя на место, скажет – это хамство, это нетерпимо, ты выходишь за пределы данных тебе возможностей.

Елена Рыковцева: Вы хотите сказать, что он тестирует Владимира Владимировича?

Аркадий Дубнов: Несомненно. Вспомните, на днях было исследование «Левада-центра», в котором сказано, что количество российских граждан, недовольных высказываниями Кадырова, растет. Последнее его высказывание в адрес несистемной оппозиции – недовольных по этому поводу гораздо больше, чем довольных, больше 50%. Если Кадыров это читает, он должен понимать, что есть рост общественного сопротивления в России, учитывая, что это глава Чечни, субъект Федерации, против которого в свое время Москва, федералы вели две войны, не может быть постоянно лояльной реакция на него. Значит, нужно проверить реакцию самого Владимира Владимировича. Что там Дмитрий Сергеевич сегодня про меня сказал? А, он не читал.

Елена Рыковцева: А зачем ему это проверять?

Аркадий Дубнов: Я думаю, что он должен понимать, где конец его ресурса влияния, где та длина хвоста, который виляет собакой, достаточно ли еще длинный этот хвост, чтобы его не окоротить.

Елена Рыковцева: Судя по тому, что вы говорите, совершенно очевидно, что он снижает рейтинг Путина, он уже это понимает хорошо. Если люди, которых опрашивают, воспринимают плохо Кадырова, а Кадыров и Путин идут в прямой увязке, потому что он эти высказывания поддерживает и одобряет, – автоматически мы преломляем эту историю на рейтинг самого Путина.

Аркадий Дубнов: Рейтинг самого Путина – вещь в себе. Я, как и многие коллеги и нормальные трезвые обыватели, в 86%, разумеется, не верю, потому что это все пластилиновое. Конечно, интересная мысль померять рейтинг Владимира Владимировича через реакцию на слова Рамзана Кадырова.

Елена Рыковцева: Я только что разговаривала с таксистом, обычным московским водителем, считается, что это признак дурного тона цитировать водителей, тем не менее, я это сделаю, который был абсолютно последовательным сторонником Владимира Путина, он голосовал за него дважды, плоть до 2008 года, пока не появился Дмитрий Медведев. Он не может ему простить двух человек – Медведева и Кадырова. Он говорит, что я хочу, чтобы ушел Путин, потому что он сделал первую ошибку, когда не объявил свободные выборы, а назначил преемника, а теперь мне страшно от того, что делает Кадыров. Я увидела впрямую увязку, по крайней мере, в сознании одного человека.

Аркадий Дубнов: Который не боялся. А если бы его спросил на улице кто-нибудь, он бы сказал: ну как же, Рамзан Кадыров верный соратник, верный солдат, пехотинец Владимира Владимировича. Так что в общем, конечно, вы подтверждаете только одно: что рейтинг Путина, официально исчисленный, сегодня не представляет доверия как очевидность.

Елена Рыковцева: Елена, вы сегодня опубликовали очень серьезный очень сильный, очень страшный материал о страхе, который охватил республику Чеченскую. После того, как вы пережили эту историю, когда вам впрямую угрожали, вы почему их не боитесь?

Елена Милашина: Я не очень люблю отвечать на этот вопрос, который мне часто задают. Во-первых, я не была особо напугана, когда была эта история со «свадьбой века» в Чечне. Да, там прозвучало, я тоже это воспринимаю как угрозу убийством, но что касается страха личного, дело в том, что это не самая страшная ситуация в моей жизни, потому что в нашей газете погибло как минимум два человека, связанных непосредственно профессионально с правозащитной и журналистской деятельностью в Чечне – это Анна Политковская и Наталья Эстемирова. Возможно, после этих случаев мой личный страх притупился. Но я один раз, по-моему, очень удачно объяснила, почему я это делаю, несмотря на эти смерти, несмотря на то что связываться с главой Чечни и его окружением достаточно опасно, тому подтверждением шлейф огромный убийств людей, которые считались критиками либо врагами Рамзана Кадырова. Потому что Рамзан Кадыров и все остальные, кто поднимает руку на журналистов, должны знать, что вместо убитого журналиста придет его коллега, вместо еще одного убитого журналиста придет еще один его коллега, и мы будем продолжать действовать на нервы, продолжать свою работу, продолжать защищать граждан Чечни от такой власти и делать то, что мы должны делать. Поэтому неважно, сколько вы журналистов убьете, всегда будут мои коллеги, которые придут, меня заменят, как я в свое время заменила Политковскую и Эстемирову.

Елена Рыковцева: Теперь мы с вами поговорим о тех людях, которые там живут и которые боятся, в отличие от вас. Депутат красноярский был запуган, то есть фактически затравлен, как вы сами написали в своей публикации, физически он был запуган так, что это было заметно. Вы считаете, для Рамзана Кадырова этот способ управления страхом эффективен с точки зрения того, чтобы удержаться у власти? С какой целью он его применяет там и распространяет уже на Россию?

Елена Милашина: Почему важно было этот материал сделать: потому что я впервые написала о том, что страх, который испытывают люди Чечни сейчас, люди в России почувствуют на собственной шкуре. Видимо, только так до граждан, не живущих в Чечне, дойдет тот ужас, который постоянно, 24 часа в сутки, 365 дней в году, вот уже 10 лет испытывают жители Чечни, такие же граждане Российской Федерации, лишенные возможности обращаться в Следственный комитет, прокуратуру, жаловаться на свою власть, жаловаться на полицейских, которые могут с ними сделать все что угодно. Их этого конституционного права лишили. И на этом, собственно говоря, была построена модель усмирения Чечни, принуждение ее к миру и эти полномочия были даны Рамзану Кадырову внутри Чечни действовать и поступать так, что закон к тебе не применим, то есть у него иммунитет от уголовного преследования, опять-таки по отношению к жителям Чечни. На этом все и держится, держится вся эта модель. Теперь мы наблюдаем, что в этом году Рамзан Ахматович вышел за пределы своего региона. Я уж не знаю, он действительно себя чувствует федеральным политиком номер два в России или пока еще только играет в эту роль, примеривает ее на себя, но все-таки знает свое место, а именно, что он глава действительно сложного региона, но всего лишь глава региона, а не второе лицо в России. Тем не менее, он вышел за пределы Чечни в том, что связано с этими методами, он стал их применять к тем, кто не живет в Чечне, его окружение это делает, и я об этом написала. Теперь встает вопрос: ему дали полномочия ровно такие же, иммунитет от уголовного преследования по отношению к каждому гражданину Российской Федерации? Если честно, и правозащитный центр «Мемориал», и Московская Хельсинкская группа, и «Новая газета», и все те, кого власть сейчас считает «иностранными агентами», граждане не особо воспринимают серьезно и не защищают, но именно правозащитники все эти 10 лет говорили о том, что рано или поздно нам позвонят в дверь чеченские молодцы, на нас «Стечкин» золотой наведут и видеокамеру, сделают с нами все что угодно. Знаете, здесь что самое интересное, что в отличие от чеченцев, у гражданина из Нальчика, к которому пришли, наставили пистолет и камеру, сняли его в позорном виде, как говорят чеченские пользователи, депутат Сенченко, к которому пришли, у них есть возможность обратиться в Следственный комитет, у них есть возможность обратиться в прокуратуру, но они этого не делают.

Елена Рыковцева: Владимир, я к вам как к политику обращаюсь. Резолюция этого митинга в поддержку Рамзана Кадырова в его войне с «пятой колонной», это был всечеченский митинг, на который пришел миллион человек, по рассказам самих чеченских властей, он заканчивается перечислением фамилий врагов России, врагов Чечни, среди которых Навальный, Ходорковский, Венедиктов, Каляпин, Пономарев, Яшин, Каспаров, Шендерович, Ганнушкина, Шабуров, Альбац. Вы двое теперь отдельно выведены под этот прицел после того, как этот список был оглашен на митинге. То, что делает сейчас Рамзан Кадыров, это он под себя чистит поляну или он это делает для Владимира Путина? Он почувствовал себя политиком федерального масштаба, как говорит Елена, и поэтому он вторгается в это политическое пространство, делает так, чтобы ему было удобно и комфортно, или ему кажется, что так будет комфортнее править Владимиру Путину?

Владимир Кара-Мурза-младший: Вы знаете, Рамзан Кадыров и его режим в Чечне – это неотъемлемая составляющая общего политического режима, который существует в нашей стране и возглавляется Владимиром Владимировичем Путиным. Точно так же, как очень трудно предположить, что расстрел лидера российской оппозиции в 200 метрах от Кремлевской стены в самом охраняемом пятачке территории не только в Москве, но и во всей Европе, был организован в режиме какой-то самодеятельности, без координации как минимум в Москве, точно так же трудно поверить в то, что эта координированная серия вербальных атак и угроз, неприкрытых, публичных, прямых угроз в адрес представителей российской оппозиции, которая исходит в последнее время из уст самого господина Кадырова и его ближайших приспешников, трудно поверить, что это не является на каком-то уровне скоординированной и согласованной кампанией. Поэтому я понимаю, что существуют два возможных взгляда на эту проблему, на этот вопрос. С одной стороны, что эта такая самодеятельность и пытается выслуживаться Кадыров перед Кремлем. А другая версия, что все, что происходит, в частности эти угрозы, все это вполне себе согласовано на самом верху. Я скорее склоняюсь ко второй версии, потому что мы знаем реалии сегодняшнего политического режима в нашей стране – это не такой режим, который может позволить подобного рода самодеятельность на таком уровне.

Елена Рыковцева: Если Владимир Путин промолчит и на этот раз, что это будет означать?

Владимир Кара-Мурза-младший: Точно так же, как мы видим установленную сверху безнаказанность за убийство Бориса Немцова. Мы видели орден Кадырову в прошлом марте буквально спустя несколько дней после убийства, мы видели хвалебные слова, которые упоминали в адрес Кадырова из уст высших представителей Кремля. Мне кажется, что уже того, что произошло за последний год, достаточно, чтобы понять, что как минимум никакого осуждения со стороны высших руководителей нынешнего политического режима этой агрессивной линии угроз и атак со стороны кадыровцев не будет. Я думаю, что вряд ли мы можем ожидать такого осуждения и впредь.

Елена Рыковцева: Я хочу напомнить, что случилось с Володей, о том тяжелейшем отравлении, которое он перенес. Второй раз на очень коротком отрезке времени, случившемся после убийства Бориса Немцова, человек принимает такие жестокие угрозы. По меньшей мере, это невероятная человеческая жестокость, второй раз ударить по Володе, которого выцарапывали с того света, Кадыров не может об этом не знать.

Аркадий Дубнов: Во-первых, расчет делается, возможно, мы же гипотетически с вами рассуждаем, возможно, на это и делался расчет, когда в инстаграм выкладывалось это пошлое видео. Вы президент Российской Федерации, не дай бог, конечно, выступает глава субъекта Российской Федерации, один из самых молодых субъектов, я не знаю, найдется ли один-два моложе, человеку 39 лет, этот человек по возрасту годится в сыновья главе государства Российского. Вот этот человек делает с президентом, с отцом, как он его называет, которому он служит, готов служить и всех его соперников отгрызать от него, этот человек выполняет его фактически функции, президентские функции: он наезжает на оппозицию, он пугает ее.

Елена Рыковцева: Он назначает врагов России.

Аркадий Дубнов: Он пользуется законами пиара, свойственными этому жанру, как изящно высказал Михаил Александрович Федотов в его заявлении, неоднозначно звучит для меня, прямо скажем. Эта попытка снизить градус упреков в адрес Рамзана Кадырова. Просто нужно знать, сколько сумасшедших, психически неуравновешенных людей на всю Россию – два-три, пальцев на руке будет достаточно, чтобы поставить на уши всю Россию.

Елена Рыковцева: Это странно, что Михаил Александрович забыл о том, как убивали Гонгадзе и как убивали Диму Холодова, когда не было прямых указов, когда с полувзгляда, с движения бровей понимало окружение, что нужно сделать.

Аркадий Дубнов: Совершенно верно. Поэтому глава правозащитного совета при президенте, на мой взгляд, несколько поспешно и не очень удачно, при всем моем личном к нему уважении и всех его заслугах. Вообще говоря, это индульгенция, которую он дает уважаемому Рамзану Ахматовичу. Это унизительно, как глава государства может переносить столь долгое время, когда за него лепечет его пресс-секретарь, еще более унизительно выглядящий. Мне, как человеку, который когда-то работал действующим журналистом, смотреть на объяснения пресс-секретаря стыдно просто. Так же как стыдно, я вспоминаю его объяснения по поводу того, что отказ от полетов над Египтом никак не связан с версией терактов. Здравомыслящий пресс-секретарь может себе позволить такие вещи, когда он уж знает, о чем идет речь. Мне стыдно. С этой точки зрения я рассматриваю еще этот инцидент сегодняшний.

Елена Рыковцева: Путин понимает, что это унизительно или это только вы понимаете, что это унизительно?

Аркадий Дубнов: У нас разные представления об уровне унижения. Человек, который говорит, что никогда не делал ошибок, Бог его спасает от ошибок, порог его чувствительности, видимо, настолько высочайший, что ничто его не может тронуть и ничто его не может оскорбить. Единственное, что нас уравнивает с Владимиром Владимировичем, что мы граждане одной страны, с этой точки зрения меня это оскорбляет. Глава моего государства поставлен в унизительное положение.

Елена Рыковцева: 60% тех, кого мы опросили через «Твиттер», пугает Рамзан Кадыров, 40% – нет. Давайте посмотрим опрос, который проводил наш корреспондент на улицах Москвы. В результате проверим, боятся они говорить, о чем подозревает Аркадий Дубнов, или нет.

Аркадий Дубнов: Потрясающе. Рамзан Кадыров может быть удовлетворен сегодняшним вашим экспресс-опросом. Как он себе представляет московского слушателя, ему должно доказывать, что, наверное, на верном пути.

Елена Рыковцева: Елена, это ровно то, что вы сегодня написали. Вы рассказываете, как в социальных сетях общаются Рамзан Кадыров и его ближайший помощник с российскими такими же обитателями социальных сетей. И разговор там простой, насколько я понимаю вашу публикацию.

Елена Милашина: Я цитирую: «Я тебя где-то найду по номерам «Москвича», который тебе от деда достался. Посмотрим тогда, из какого теста тебя слепили. Обещаю». Это пользователь под ником «Лорд095», а мы знаем, что «Лорд» – это Магомед Даудов, советник главы Чечни и спикер чеченского парламента.

Елена Рыковцева: Вот этот москвич, который идет по улице сегодня и говорит, что его не пугает, но если он вдруг сядет пообщаться в социальных сетях…

Елена Милашина: Если что-то вызовет у него желание покритиковать, как мы это делаем, все-таки, в отличие от Чечни, в России совершенно нормально пока еще критиковать в социальных сетях, дома и вообще Владимира Владимировича Путина. Если точно так же захотят покритиковать Рамзана Кадырова, то вполне возможно, что будет реакция, и реакция будет такая, что тебя найдут. Действительно пробили телефон этого человека за пять минут. Значит, у них есть доступ к базе данных МВД, где по любому номеру можно установить проживание, адрес человека, его возраст, паспортные данные. Этот доступ есть у окружения главы Чечни, и соответственно, далее можно сделать вывод.

Можно я скажу про Федотова? Мне кажется, нужно называть вещи своими именами. В данной ситуации Михаил Александрович продемонстрировал трусость, просто трусость. Мне очень странно это, потому что на протяжении прошлого года член Совета по правам человека Игорь Каляпин на своей шкуре, извините за выражение, на судьбе своего Комитета против пыток, Информационная мобильная группа, часть этого комитета, которая работает с 2009 года после убийства Натальи Эстемировой в Чечне, продемонстрировал, что значит метафора Кадырова, такого рода, которую мы сегодня увидели все в инстаграме Рамзана Ахматовича, под прицелом Владимир Кара-Мурза и Михаил Касьянов. Эти метафоры заканчиваются очень плохо и очень практически. Первый раз в декабре 2014 года был сожжен офис с мобильной группой Игоря Каляпина, а 3 июля 2015 года он был разгромлен и буквально чудом спаслись ребята из этого офиса, они вынуждены были прыгать со второго этажа. Если бы это был третий этаж, а это сталинский дом, где у них был офис, то, возможно, не так удачно прыгнули бы. Сейчас у них офис в квартире Наташи Эстемировой – это, если мне не изменяет память, десятый этаж, то есть прыгать уже невозможно. Михаил Александрович знает – это, по сути, его подчиненный, член Совета по правам человека.

Елена Рыковцева: Я напомню, что Каляпин в резолюции митинга среди врагов народа.

Елена Милашина: Совершенно верно, это уже не смешно. Если бы мне была угроза убийством в июне, а Муратов сказал: да ладно, шутки какие-то. Подумаешь, убили Политковскую, Щекочихина. Это метафора. Не надо бояться – это шутит так Рамзан Ахматович. Михаил Александрович сейчас сказал ровно это. У него есть пострадавший от метафорических действий Рамзана Кадырова человек, названный Кадыровым врагом народа много раз, против которого последовали вполне конкретные действия. И при этом руководитель Совета по правам человека трусит, когда трусить нельзя. Если мы сейчас все струсим, если струсит Сенченко, а он уже струсил, если струсит Федотов, он тоже струсил, если струсим сейчас все мы, то мы уже Чечня.

Аркадий Дубнов: Я абсолютно согласен с тем, что сказала Елена Милашина. Я необычайно уважаю ее позицию, ее работу, человеческую презентацию, как иногда говорят. Она сказал четко и очень точно, назвав вещи своими именами, в первую очередь по отношению к уважаемому мною Михаилу Александровичу Федотову, пусть послушает Михаил Александрович это заявление с нами вместе с Леной Милашиной. Игорь Каляпин – член Совета по правам человека при президенте России.

Елена Рыковцева: Это официально оглашается резолюцией митинга, которой потом Владимир Путин обозначил свою поддержку, ни одного абсолютно протеста по поводу. Хорошо, не защищаете Шендеровича, но Каляпина своего от них попытайтесь! Нет.

Аркадий Дубнов: Я все время пытаюсь понять президента нашего, которому я лично обязан, может быть, своей безопасностью. 12 с лишним лет назад в январе 2003 года он взял меня под защиту лично перед угрозой похищения в Туркмении. Тогда был жив такой человек под именем Туркменбаши. На меня там завели уголовное дело по известному так называемому покушению на Ниязова в ноябре 2002 года. Некоторое время, 8 дней ко мне был представлен офицер ФСБ, майор ФСБ, который меня охранял ночью, днем, на работе, дома, пока через 8 дней не пришла из Кремля отмашка: офицер может быть свободен, шеф поговорил с Ниязовым, тот сказал, что нет никакого уголовного дела на Дубнова. Тогда Владимир Владимирович, я бы сказал, имел мужество перед главой иностранного государства защитить своего гражданина. Что происходит сегодня: глава государства не имеет мужества не только защитить своего гражданина, но даже бывшего премьер-министра страны Михаила Касьянова от этой пошлой инсценировки.

Елена Рыковцева: Бывший премьер-министр – это уже враг, это давно для Путина враг.

Аркадий Дубнов: Неважно. Что за страна, что за государство, глава которого не может позволить себе позиционировать свое всевластие хотя бы в конституционном поле. Для меня это унизительно.

Елена Рыковцева: Елена, скажите, пожалуйста, опять же мой вопрос навеян вашей публикацией, из которой я узнала, что впервые на грозненском телевидении, которое уже полностью, как я понимаю, стилистически что-то туркменское, о чем нам напомнил Аркадий, то, чего нет ни в одном регионе Российской Федерации, когда день и ночь, 24 часа в сутки: что поел Рамзан Ахматович, с кем он совершил хадж, с кем сходил в кино и т. д. Все 24 телевизионные посвящены этой персоне. И вдруг вводится новая рубрика, называется «Враги Рамзана Кадырова». То есть сначала он был один, а теперь появились новые персонажи, новые лица – это враги его, которые тоже озвучиваются, их фамилии называются, объясняется, кто они, что они, почему они. У самих жителей Чечни все это не вызывает протеста? Я понимаю, что они боятся, но по вашим ощущениям, по вашему знанию ситуации, они с этим уже смирились, что они так будут жить всегда?

Елена Милашина: Конечно, не 24 часа в сутки, несколько часов в сутки вещают информационные программы и ряд программ другого рода в вечерние часы. Но все новостные блоки посвящены ему, главный герой – это Рамзан Ахматович Кадыров. Там даже нет такого обычного для всех остальных СМИ явления, когда граждане могут с улицы прийти со своей темой, со своей проблемой, журналист может получить задание редакции выехать по этой проблеме, поработать. Там такого нет, там действительно все журналисты – это пул Рамзана Кадырова, так или иначе они отслеживают все телодвижения его управленческие по ситуации в Чечне и частную его жизнь. В Чечне вызывает это большой протест. Другое дело, что он практически не звучит в силу известных причин, потому что та практика, которую я описывала в своей статье, она уже отработана в Чечне и отработана годами. Это была очень умно выстроенная модель тоже чеченцем Владиславом Сурковым, который прекрасно понимает болевые точки менталитета чеченского, на какие лучше давить. Вы знаете, чеченцы такой народ, что, когда им лично грозит опасность, они могут пренебречь этой опасностью, они люди очень смелые, между прочим, когда им что-то лично грозит – это не так страшно, как если поступок может привести к тому, что пострадают их родственники, их род. За род чеченцев, за их тейпы их взяли на крючок, очень сильно взяли. Это действительно идет с давних времен, это давние чеченские традиции, традиционное устройство общества, когда человек становится изгоем тейпа, изгоем рода, если он причиняет своими действиями вред своему тейпу. За такие вещи чеченцев очень хорошо взяли, действует принцип коллективной ответственности всех за одного. Он давно действует, но очень ярко был продемонстрирован после нападения на Грозный, когда Рамзан Ахматович объявил, что все родственники боевиков, которые участвовали в нападении на Грозный, они еще были не установлены между прочим, часть тех семей, которые были выселены, он заявил, что все будут выселены из Чечни, их дома будут снесены до фундамента. Это действительно произошло: 16 домовладений были снесены, семьи, включая стариков, младенцев, были выселены зимой на мороз, их лишили социальных выплат, пенсий, они все вынуждены были покинуть пределы России, просить статуса политических беженцев. Ряду семей этот статус в Европе уже предоставлен. Этот принцип – фундамент для той модели, когда Чечню привели к покорности, к молчанию. В основном чеченцы не смотрят телевидение, честно вам скажу, свои новости, мне иногда приходится просить их смотреть и переводить, потому что все новости на чеченском языке. Я много общаюсь с жителями Чечни, спрашиваю их, смотрят ли они телевизор. Нет, телевизор не смотрят, в основном все сидят в компьютерах, в соцсетях, в чатах, особенно молодое поколение. Это тоже стало некоей ловушкой, потому что сейчас очень активно власти принялись за контроль над интернетом, в Чечне идет буквально массовая затирка, зачистка аккаунтов, они перенимают все безопасные способы общения в интернете, переходят на них. Можно я и про Путина немножко скажу? Это следует из того же самого, что я сейчас говорила про модель приведения Чечни к принуждению и спокойствию, к стабильности. Эта модель достаточно умная, она циничная, безусловно, но она умная и действенная, и она работала. Проблема в том, что действительно последний год у Рамзана Ахматовича появилась некая мания величия. Способствовало этому очень сильно окружение Кадырова. Действительно, ему, молодому человеку, которому досталась абсолютная власть в регионе, он распоряжается огромными деньгами, в 30 лет он стал главой Чечни, это очень труднопереваримо даже для образованного человека, а у Рамзана Кадырова и образования нормального нет, к сожалению, это не его вина – это проблема того, что это дети войны и они не смогли получить образование. Но эта модель работала. Проблема в том, что когда окружение стало сильно внушать Рамзану Кадырову, что он просто помазанник божий в буквальном смысле слова, там очень многое связано с религиозностью, набожностью Рамзана Кадырова, он действительно очень набожный человек, он действительно готов поверить, что он некий мессия, пророк, который пришел, чтобы мир сотворить, стабильность создать. Когда эта модель перестает работать, и все мы говорим об этом Владимиру Владимировичу Путину, признать этот момент, согласиться с нами, одернуть публично Рамзана Кадырова для Путина, он же специфический человек, сложно. Это значит встать на нашу сторону, он этого не сделает, судя по характеру его и его правления. Другое дело, что Рамзан своим поведением вынуждает его к какому-то решению, именно Рамзан раскачивает чеченскую лодку. Я бы на его месте подумала, стоит ли это делать, потому что рано или поздно Кремль уже будет оценивать плюсы и минусы этой модели: она работает так, как работает, и может ли она работать без Рамзана или стоит терпеть все эти минусы, которые становятся имиджевой потерей, они вместе идут в одной связке, имиджевые потери Рамзана – это имиджевые потери Владимира Владимировича Путина. Что перевесит в этой чаше весов? Пока Рамзан Кадыров очень упорно кладет камешки в ту чашу минусов, которая рано или поздно перевесит. Поэтому стоит тут очень хорошо думать. Требовать от Путина немедленной реакции – это бесполезно.

Елена Рыковцева: То есть он немножко еще рубит сук, на котором сидит, Рамзан. Вы сказали одну очень важную вещь, может быть, я прихожу к примитивному и очень простому выводу, но тем не менее он напрашивается. Аркадий, смотрите, что сказала Елена: она утверждает совершенно определенно, что эта политика Рамзана Кадырова вызывает протест жителей Чечни, который они не могут выразить и никогда не выразят в силу обстоятельств, о которых она сказала. Рядом существует Россия, в которой есть люди, у кого такой же протест вызывает политика Владимира Путина, они этот протест выражают свободно, да, их не пускают с этим протестом на федеральные каналы, но вы себе сидите в своем социальном аккаунте и выражайте. Вы в конце концов придете к нам, на «Эхо Москвы», вас все равно услышит вся Москва, вы выразите свою точку зрения. В Чечне такое немыслимо, невозможно представить – это другой режим в той же самой России. Я поняла, в чем его стратегия, – он хочет этот режим, действительно, он его пробует на всю Россию, хочет перенести этот режим управления людьми, которые не могут возразить, потому что они боятся, на Российскую Федерацию.

Аркадий Дубнов: Не согласен совершенно. Надо все-таки отдавать себе отчет, что Рамзан Кадыров себе на уме. Он прекрасно понимает пределы своей психологической власти.

Елена Рыковцева: А Лена говорит, что не понимает; что он Бог.

Аркадий Дубнов: Во-первых, я не спорю с Леной, Лена имеет право на свою точку зрения. Лена говорила о той модели управления Чечней.

Елена Рыковцева: Он теряет представление о реальности.

Аркадий Дубнов: Хорошо, он теряет представление о реальности. Но последнее, что я про него бы подумал, что он собирается этот режим, его особенности распространять на Россию. Он понимает, что это невозможно. Для него важно, он тестирует Путина относительно ресурсов дальнейших своих возможностей оставаться тем, кто он есть, делать то, что он делает, не получая окрика из Москвы. Сегодня это совсем актуально, мы за четыре недели находимся до гибели, убийства Бориса Немцова. Поэтому мы все прекрасно понимаем, что Кадыров сознает свое место в этом месячнике, главы этой псарни, которая будет спущена на тех, кто захочет поднять голос в защиту прав, прийти на Немцов мост, на Большой Каменный мост и вспомнить этот ужас с 27 на 28 февраля. Речь идет сегодня об очень конъюнктурной задаче – упредить возможное выступление массовое с протестами в Москве или в Питере.

Елена Рыковцева: Масс, направленных против него лично или вообще? Он помогает вообще Путину удерживать ситуацию?

Аркадий Дубнов: Он проверяет свои возможности как главного держателя этой псарни.

Елена Рыковцева: Лена, вы со мной соглашаетесь или нет в том, что, возможно, он свою модель, которую он прекрасно опробовал в Чечне, мечтал бы распространить на Россию, потому что слишком разболтались, слишком много критики, это «пятая колонна», это «враги народа», которые чувствуют себя вольготно? Или вы считаете, что он понимает свои возможности, что это нереально?

Елена Милшина: Я думаю, конечно, Рамзан принадлежит Чечне, его корни там, он даже как федеральный политик, выдернутый из Чечни, не будет таким сильным, каким он есть с Чечней. Распространять свой режим вообще – нет, но методы – да. Почему вообще возникла эта тема «пятой колонны» – это попытка свалить с больной головы на здоровую все свои проблемы, которые начали вылезать в Чечне. Население на самом деле, хоть и запугано, оно не молчит. Сейчас, особенно в экономической ситуации, когда при тех порядках, которые существуют в Чечне с поборами населения, начинают тоже разжиматься эти пружинки, пружинка страха сведена к максимальному.

Елена Рыковцева: Что ж, мы попробуем последить за тем, как они будут разжиматься, эти пружинки.

Метафорическое мышление: что это такое и как его развивать | beautme

Метафорическое мышление – один из важных навыков, применение которого может пригодиться в совершенно любой сфере жизни, а уж тем более в любой профессии. О том, что такое метафорическое мышление, для чего оно необходимо и что поможет его развить наилучшим образом, поговорим в этой статье.

Начать изучение этого материала следует, конечно же, с понятия «метафора». Многим оно известно еще со школьных уроков литературы. 

В литературоведении под метафорой понимается слово или выражение, которое употребляется в переносном значении, в основе которого лежит сравнение с каким-либо предметом или явлением на основании общего признака. 

Например:

«волосы как серебро» – «серебряные волосы»

«безмолвная женщина» – «безмолвная улица»

В литературе:

«И может быть – на мой закат печальный блеснёт любовь улыбкою прощальной». (А.С. Пушкин)  

«Луна будет улыбаться весь вечер». (А. Чехов)

«Прапорщики воткнулись глазами в царя». (А. Толстой)

Что касается метафорического мышления, то под этим термином понимается разновидность образного мышления, способного преобразовывать исходную знаковую или предметную информацию в художественные или жизненные образы.

Благодаря развитому метафорическому мышлению в некоторых случаях нам проще объяснить сложные явления, вложить какой-либо собственный смысл в сказанное, найти нестандартный способ представления информации или решения какой-либо проблемы. В любом случае это помогает выстроить определенную коммуникацию.

Стоит отметить, что довольно часто метафорическое мышление путают с воображением. В то время как определенные упражнения на развитие воображения задействуют только правое полушарие, то развитие метафорического мышления подкрепляется своеобразной «прокачкой» еще и аналитических способностей. В таком случае задействуются два полушария мозга человека. Два – ведь круче одного, не так ли?

Да, для развития метафорического мышления действительно существуют определенные упражнения.

Чтобы расширить границы собственной фантазии и научиться образному восприятию, можно выполнять следующие несложные задания.

1. Называйте вещи другими именами

Попробуйте называть/объяснять предметы или явления, не используя их уже имеющееся название.

Например, «твердая оболочка воды» (бутылка).

2. Объясняйтесь ассоциациями

Этот способ можно активно использовать в общении с окружающими (если они к этому готовы), что только закрепит результат. Объясняйте события, эмоции, мнения с помощью ассоциаций.

Например, «Я хотел бы сделать ремонт в квартире» – «Моему жилищу пора освежить имидж».

3. Целенаправленно ищите метафоры

В этом случае необходимо не создавать метафоры, а пытаться их найти и понять смысл, который в них прячется. Например, в книгах, фильмах, сериалах или в обычной беседе.

4. Используйте метафоры, когда пытаетесь что-то запомнить

Нужно запомнить номер телефона, адрес, имя и фамилию или что-то другое? Используйте метафоры! Запомните нужную информацию и вдобавок прокачаете свое метафорическое мышление.

5. Ищите образное подобие

Приняв за основу какой-либо объект подбирайте к нему образные синонимы, выстраивая их в цепочку. Она может быть последовательной (когда все синонимы образуются от предыдущего варианта), центрированной (когда все синонимы исходят от одного объекта) и даже хаотичной (когда отсутствует какая-либо последовательность).

Например, «cкрипка – талия – бутылка».

***

Развитие метафорического мышления положительно влияет не только на коммуникативные навыки, но и на интеллект человека, поэтому здесь мы можем увидеть только лишь плюсы. 

Просто старайтесь больше практиковаться в создании метафор. По началу может быть сложно, но в скором времени они будут возникать в голове автоматически.

Читайте также: Как понять, что человек врёт →

Метафорическое мышление в культуре: структура и специфика

В одном из научных сборников, посвященном методологическим проблемам самоорганизации в природе и обществе, в разделе «Самоорганизация в культуре и образовании» была опубликована партитура симфонического произведения1. Возник вопрос: «насколько уместна в научном сборнике подобного рода публикация»? То, что культура разговаривает с нами на разных языках – известно. Но не произошла ли в данном случае путаница жанров языка науки и искусства? Думаю, нет. Ибо с философско-культурологической точки зрения позиция авторов сборника оказалась вполне корректной. Как такое стало возможным? – предмет размышления в данной статье.

Культурологический метод требует осознания культуры как разной изнутри, так и целостной и неделимой самой по себе, имеющей свою неповторимую меру. Мера этой целостности представлена взаимодополнительностью материальных и духовных ценностей, выраженной в языке. Язык культуры — своеобразный симбиоз разного в едином и единого в разном. Мозаика языковых средств культуры свидетельствует не только о том, что многогранность и многофакторность культуры имеет соответствующую разноликость символико-лингвистических форм выразительности, но и в том, что язык культуры как целостности неделим, ибо его мера не сводима ни к совокупным, ни к интегративным, ни к единичным формам, составляющим эту целостность. Мера языка культуры есть системное свойство, схватывающее свою тотальную самоценность. Этого уточнения достаточно, чтобы признать вполне оправданным соотнесение языка науки и языка искусства с целью выявления их специфики и единого культурологического основания.

В чем же специфика и структура художественно-метафорического мышления в культуре? Чем этот язык отличается от языка мифа, миметических копий и логических структур науки? Кратко рассмотрим эти вопросы.

Будем исходить из того, что природа метафоры имеет синкретно- синтезорованную целостность, существование которой состоит из взаимодополнительности мифического, иконического и инвариантного аспектов. Однако мера метафорического к ним не сводится.

Мифологический аспект в метафоре – это ее субстрат. Самодостаточность мифа в культуре состоит в том, что он не рефлексивен логически, хотя и оперирует вербальными символами. Терминологический аппарат мифа существует только для того, чтобы описать содержательность мироощущений человека и его размышлений по поводу своей укорененности в мире и мира в себе. Мифологическая «рефлексия» антропоморфна и потому чувственно-эмоциональна. Она одномоментно экзистенционально конкретна и предельно абстрактна и в силу этого – тотальна. Эмоциональная рефлексия в мифологическом мышлении организована по принципу «все во всем». Поэтому миф это не объяснение явлений, не теория, но форма онтологически выраженного «вымысла-смысла», всегда принимаемого и переживаемого как событие реальной действительности. Миф, выражаясь словами Хосе Ортеги-и–Гассета, лишь ощущает тепло солнца, но солнца самого не видит. Поэтому содержание мифа воспринимается человеком на уровне «чуда». Такая наивность и одновременно глубина мифологического мышления для человека исторически первична и вместе с тем, всегда актуальна. Без мифического мироощущения человек теряет свою меру и всякую ориентацию в целостном мире природы и космоса.

Иконический аспект мышления в культуре отличается от мифологического гностической доминантой и элементарной формой логической рефлексии. По сути дела эта «свое-иное» бытование того же мифа в культуре. Если в мифе нет различий между знаком и денотатом, то иконический знак требует этого, как различений между условностью идеальных моделей и безусловностью реальных предметов, которые они замещают. Но степень условности иконического мышления остается как бы «безусловной», поскольку семантика «знака-образа» требует от его семиотики точного копирования формы своего денотата. Отсюда наглядность формы последнего представлена в иконическом мышлении идеографически. Она всегда узнаваема. Язык его признается «языком фактов самой жизни». Условность содержания иконического знака настолько прозрачна, что представляет собой более или менее точное копирование денотата. Ярким примером иконического знака является фотография. В отличие от мифа иконический знак не описывает впечатления полученное от мира предметов и событий, но пишет жизнь по принципу мимезиса. Этот принцип становится основанием и предтечей нормативно-канонического или инвариантного мышления в культуре.

Инвариантный тип мышления – третий виток на пути обретения метафорой своей самодостаточности. Особенность ее в том, что инвариантный знак не претендует на какое-либо сходство с денотатом. Это знак, где уровень семантической условности достаточно высок. Здесь через иконически данный текст важно выявить подтекст, т.е. скрытый смысл, характеризующий существенные признаки денотата. Инвариантный знак раскрывает свою семантику через процедуру интерпретации. Интерпретация — это такая «…работа мышления, — пишет П.Рикер, — которая состоит в расшифровке смысла, спрятанного в очевидном смысле, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении…»2. Главная особенность этого знака состоит в том, чтобы скрытые в нем смыслы и значения интерпретировались людьми одинаково, т.е. инвариантно. Если иконическое мышление — это мышление в формах самой жизни, то инвариантное мышление — это язык сущностей, науки, голых схем, формул, всевозможных нормативов и канонических принципов. Основная забота инвариантного мышления состоит в том, чтобы ранее добытые знания и опыт всегда работали в настоящем времени, чтобы «истина» превращалась в «правду» жизни, как в свой аксиологический вариант, а логика – в ее ритм и смысл. Мир инвариантных символов многолик. Это социальные, правовые, политические, религиозные, экономические и т.п. идеи (смыслы), выраженные в соответствующей символической форме. Пример тому: буквенные, математические, нотные, денежные, нумизматические, обрядовые, рекламные, религиозные, юридические, военные и т.п. символы-знаки.

Сила инвариантного мышления в культуре состоит в том, что оно создает алгоритм движению жизни, обнажает ее логику, каркас и сущностные параметры, демонстрирует незыблемость принципов и традиций, превращая их в технологичность образцов и нормативную тиражированость. Слабость – в механистичности нормативов и в их неспособности жить по законам творчества и развивающейся гармонии. Последнее становится доступным только в метафоре, которая представлена как художественно-эстетический тип мышления в живой культуре.

В отличие от мифа, иконического и инвариантно-логического, метафорическое мышление принадлежит к предельному типу условности, скрытый смысл которого неоднозначен и вариативен. Метафора – это иносказательно выраженная мысль, суть которой представлена в знаке системным свойством интегративных смыслов. Метафора представляет собой действие ума с чьей помощью постигаемо то, что не под силу понятиям. Метафора всегда целостна и эмоциональна, но в отличие от мифа она рефлексируема как игра воображения. Представляя собой гармонию разного (мифического, иконического, инвариантного), метафора не теряет своей меры. Если в мифологическом смысле она эмоциональна и целостна, в иконическом – абсурдна, в инвариантном – сущностна и парадоксальна, то в собственно метафорическом смысле, она всегда индивидуальна и одновременно универсальна. Эвристическая значимость метафоры состоит в том, что она формирует оптимизм в решении проблем живой культуры, воспитывая человеческие качества личности, в частности ее способности творить по законам красоты. Секрет метафоры в том, что она не дана воспринимающему в полном объеме, она для него лишь исходный материал своего рождения. В ней всегда наличествует определенная недосказанность и тайна, разрешить которую предстаит самому субъекту. Принцип художественно-эстетического (метафорического) мышления в культуре находит свое выражение в культуре искусством. Художественная метафора ставит перед человеком воспринимающим ее содержание вопрос не «как в жизни», а «как жизнь»…. А «как жизнь»? Чтобы ответить на этот вопрос, надо, по меньшей мере, знать «как в жизни». Искусство оставляет возможность своему субъекту постичь содержание метафоры через соучастие в конструировании ее смысла, приглашая к сотворчеству. Можно сказать, что метафора – это художественно-эстетическое произведение культуры, рожденное в сотворчестве автора, исполнителя и публики.

Художественно-эстетическое мышление уводит нас в мир аллюзий лишь с одной целью — дать почувствовать прелесть жизни во всей ее полноте и цельности, на что не способны примитив иконического и логическая ограниченность инвариантного символов. Важно лишь понять, что художественно-метафорическое мышление выражает правду жизни не сциентистски, но эмоционально-эстетически, что прекрасно выразил Л.С.Выготский, размышляя об отношении искусства к жизни: «Искусство относится к жизни, как вино к винограду»3…

В заключение можно резюмировать следующее.

1. Культура — это язык, который создали люди по образу и подобию своего отношения к миру для общения между собой.
   
2. Структура языка культуры четырехедина — это язык мифических впечатлений и магически – ритуальной духовности, язык»механических» копий, язык логических структур и метафорический язык эстетических эмоций. Эти языки находятся по отношению друг к другу в отношении взаимодополнительности.
   
3. Все они важны в нашем культурном становлении и развитии и всеми ими необходимо владеть с достаточной долей совершенства.
   
4. В современной практике культурного становления личности еще много перекосов в сторону абсолютизации языка объектного, технократического мышления. Вместе с тем идут небезуспешные поиски перестройки системы непрерывного образования и воспитания людей в русло формирования целостной, гармонически развитой языковой культуры личности.
   

• [1] Самоорганизация в природе. Вып. 2. Вопросы самоорганизации в природе и обществе. Т. 2. ТГУ, 1998. C 332-335
  
• [2] Рикер П. Существование и герменевтика// Феномен человека. Антология. М.: Высшая школа, 1993. С. 127
  
• [3] Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968. С. 223

Поэтическое или метафорическое? (часть 2): kinanet — LiveJournal

3. Формы метафорического в кино

Ефим Добин еще в 1961 году предлагал похожее сопоставление «метафора и повествование». Но этот термин не совсем точен. Понятие «метафора» гораздо уже понятия «метафорическое» и не может охватить все формы метафорического начала в кино. А повествование, как показал сам Добин, необходимо для метафорической образности. Повествование выступает здесь как развитие сюжета. Понятие «повествовательное» шире. Оно определяет стиль произведения.
Повествовательный стиль характеризуется таким типом сюжета, который опирается главным образом на фабулу, хотя в «больших формах» (романах) существенно и внефабульное развитие сюжета, о чем писал еще Юрий Тынянов. Отступления сообщают сюжету новое измерение. Такой стиль может существовать как в прозе, так и в поэзии (роман в стихах). Например, в ленте «Мне 20 лет» Марлена Хуциева, близкой жанру романа в стихах, чрезвычайное значение имеют поэтические отступления, расширяющие пространство сюжета, но по стилю фильм остается повествовательным. Метафоризма в целом не возникает, несмотря на то, что внутри повествования использованы метафорические приемы. Хотя вообще довольно заманчиво увидеть в поэтическом «отстранении» материала особый род метафоризации.
Метафорический стиль определяется таким типом сюжета, который, по мысли Тынянова, «развивается мимо фабулы». Фабула в этом случае не дана или «загадана». Отдельные части произведения могут быть связаны не фабульной мотивировкой, а просто ходом мысли автора. Например, в «Зеркале» Андрея Тарковского фабула почти не читается, отходит на второй план. Автор волен вспоминать в любой последовательности, вопреки фабуле, по каким-то мгновенным ассоциациям.
Но подобное соотношение между сюжетом и фабулой можно обнаружить и в прозаическом произведении, в частности, в фильме «Жил певчий дрозд» Отара Иоселиани. Там фабула тоже загадана. Лента перенасыщена действием, сюжет ответвляется в разные стороны, значение приобретает каждая мелочь. Разгадка фабулы происходит только на смысловом уровне. Жил певчий дрозд — вот фабула. И она имеет метафорический смысл.
Мы видим, что метафоризм тесно связан не только со стилем, но и с жанром произведения. Если в 20-е годы считали, что метафоры присущи только тем лентам, которые близки поэтическим жанрам, то теперь выясняется, что метафорическое начало не противопоказано киноповести или драме, а порой и кинороману. Развитие метафоризма вглубь и вширь заставляет говорить о многообразии его форм.
Можно рассматривать метафорическое в кино по вертикали: как метафоры различного вида (экранные, звуковые, цветовые и т.п.) используются на разных уровнях — от деталей в кадре до фильма-целого. «Вертикальный метафоризм» существенен при анализе стиля произведения. А исследование метафорического по горизонтали показывает, как оно связано с модификацией жанров. Наиболее явно выражен метафоризм в поэтических жанрах — и скрыто, завуалировано в прозе, где происходит как бы п р о з а и з а ц и я метафорического.
«Вертикальный метафоризм» позволяет выяснить, как он влияет на формальные элементы, конструкцию произведения. «Горизонтальный метафоризм» требует описания его связей с общей идеей фильма, когда все произведение может восприниматься как метафора.
Но самые разные фильмы-метафоры настолько несхожи между собой, что приходится определить их по типам и несколько упростить существующее многообразие метафоризма в кино. Ведь фильмы-метафоры могут быть различными по тематике, жанру, стилю, хотя общим для всех будет стремление к метафоризации. И все-таки проявляется этот метафоризм у каждого художника в неодинаковой степени, он тесно связан с характером творчества и способом мышления. Одни режиссеры предпочитают весь фильм насыщать метафоризмом, другие испытывают склонность к жанру притчи, а третьи — к психологической драме, которая таит метафорический подтекст глубоко внутри.
Исходя из этого, можно выделить три типа фильма-метафоры. Хотя не всегда конкретная лента укладывается в рамки того или иного типа, является переходным от одного к другому, обнаруживает их стремление к  в з а и м о п е р е т е к а н и ю. Итак, назовем в качестве рабочей гипотезы эти три типа — метафорический фильм, притча и парабола.

4. Три типа фильма-метафоры

Ленты, в которых метафоры содержатся в отдельных элементах целого, но и как бы пронизывают насквозь все повествование, можно определить как метафорические. На первый взгляд, метафорический фильм легче всего связать с понятием традиционного «поэтического кино». Но на самом деле современный метафорический фильм — явление текучее, стремящееся уйти от свободной поэтической конструкции, обрести четкие жанровые границы, вступить в тесный контакт с реальностью.
С другой стороны, в ряде метафорических картин уже заметно присутствие притчевых конструкций, поскольку метафора-элемент стремится к развитию во времени. А «развертывание метафоры в сюжет выступает уже не как претендующий на абсолютное значение миф, а в открыто условной форме, в форме притчи». Александр Дорошевич более точен — раньше же в теории литературы построение произведения по принципу метафоры называли аллегорией.
Но притча в искусстве ХХ века испытала как бы второе рождение, во многом была переосмыслена, наполнена новым содержанием. И теперь в это слово вкладывается другое значение. Вообще притча по-русски значит п р и м е р. Она — назидательный урок, мораль. Притче свойственны лаконизм ситуаций, антипсихологизм, отсутствие индивидуализации героев, некоторая прямолинейность идеи. Притча — как теза. Главное в ней — финальный вывод. Притча — словно теорема, которую надо доказывать. И она доказывается. Но таких строгих притч довольно мало в современном искусстве.
Характерно, что явными притчами становятся чаще всего те произведения, которые строятся на основе народных сказаний, мифов, легенд, так или иначе связаны с фольклором. Михаил Блейман в свое время проанализировал фильмы «пластической школы» («Каменный крест» Леонида Осыки, «Мольба» Тенгиза Абуладзе, «Цвет граната» Сергея Параджанова, «Вечер накануне Ивана Купала» Юрия Ильенко) и пришел к выводу, что ориентация на притчу не имеет никаких перспектив и выглядит в наше время не новаторски, а архаично.
Однако практика искусства (прежде всего — проза последнего времени) доказала возможность органического слияния мифа и жанра притчи с реалистическим повествованием, с современным материалом. И здесь мы уже имеем дело не с «чистой» притчей, а с  п р и т ч е в о й  ф о р м о й, которая реалистична, психологична, не схематична и ближе к повести, чем к прежней притче. Это повествование, приобретающее притчевость благодаря метафоре, которая лежит в основе сюжета и является конструирующим принципом.
Кроме того, строгая притча постепенно, через модификации притчевых форм, стремится превратиться в параболу. Подобный процесс как раз был характерен для некоторых советских фильмов 70-х годов, что можно было воспринимать как реакцию на изощренную символику кинопритч «пластической школы» 60-х. Это происходило как за счет наполнения отвлеченного повествования реальным, актуальным смыслом, так и благодаря привязке к конкретному историческому времени. Но самое главное — когда наблюдается растворение загадочности, метафоричности внутри повествования.
Парабола из-за верности реальности может даже показаться прозаической, лишенной какого бы то ни было метафоризма. Но он содержится как бы между кадрами. Скрытая метафоричность появляется по мере преодоления замкнутости действия и по мере сближения повествования с течением обыкновенной жизни, в которой не происходит ничего из ряда вон выходящего. Фильмы вроде бы заземлены, обыденны, наполнены бытом. Параболы имеют своим предметом то, что мы видим и слышим, но не понимаем его скрытого смысла. То, что составляет суть параболы, находится на самом деле вне повествования. Это произведение, источающее из себя смысл как свет.
Здесь уместно привести понимание термина «парабола» Сергеем Аверинцевым:            «П А Р А Б О Л А — по буквальному значению в о з л е — б р о ш е н н о е — с л о в о: слово, не устремленное к своему предмету, но блуждающее и витающее в о з л е него; не называющее вещь, а скорее з а г а д ы в а ю щ е е эту вещь».
Парабола — всегда загадка, парадокс. «Пружина» параболы бьет в иную точку, не в ту, из которой она стала раскручиваться. Таящийся в глубине повествования метафорический смысл выносится на поверхность по параболе. Это может происходить в финальном кадре, заставляющем как бы заново, с иной, метафорической точки зрения осмыслить все действие и увидеть то, что не было прежде заметно или о чем мы только догадывались по незначительным деталям, разбросанным по всему повествованию.
Но парабола может обходиться и без других подсказок типа эпиграфов и цитат. В таком случае смысл должен с т а н о в и т ь с я, рождаться, возникать в сознании зрителя. Ведь восприятие — это процесс, обратный творчеству. Это разгадка загадки.
Метафоризм в параболическом повествовании способна создавать также дистанция во времени, когда движение истории ставит частную ситуацию в общий контекст эпохи. И мы, в настоящем, знаем то, что неведомо героям в прошлом.
Но процесс смены метафорических структур, порой незаметно перетекающих друг в друга, переход от метафорического фильма к притче и параболе или наоборот надо анализировать в движении, эволюции искусства кино, в историческом развитии. Почему в один период становится необходим открытый метафоризм, а в другой роль метафор вообще ставится под сомнение? В чем здесь закономерность? Обусловлено ли это только внутренним развитием искусства или потребностью времени?

Продолжение следует

МЕТАФОРИЧНОСТЬ «ДРУГОГО» В ФИЛОСОФИИ ОДИНОЧЕСТВА | Опубликовать статью ВАК, elibrary (НЭБ)

МЕТАФОРИЧНОСТЬ «ДРУГОГО» В ФИЛОСОФИИ ОДИНОЧЕСТВА

Научная статья

Алебастрова А. А.

СГУ им. Н. Г. Чернышевского, Саратов, Россия

Аннотация

В статье интерпретируются феномены «Другой» и «Одиночество» посредством метафоры, позволяющей интегрировать эти понятия посредством философских концепций. Благодаря введению Э. Гуссерлем понятия «феномен» в постиндустриальном обществе феномены «Другой» и «Одиночество», трансформируются в виртуальное «Одиночество с Другим», в условиях гигантского мегаполиса ставшего единственно возможной формой сохранения человеческой идентичности.

Ключевые слова: Э.Гуссерль, «Другой», «Забвение Другого», «Одиночество с Другим».

Key words: E.Gusserl, «Another», «Oblivion of Another», «Loneliness with Another».

Перефразируя А.Шопенгауэра, метафору, можно сравнить с механической мышеловкой, не раскрывающей обмана в виде вкусного вознаграждения до тех пор, пока жертва не сталкивается с неприятной неожиданностью. Парадоксальность метафоры была определена на страницах романа всемирно известного британского писателя В. Скотта «Приключения Нигеля» – «метафора еще не есть довод»[1, 317].Действительно, метафора это всего лишь слово, в лучшем случае с неопределенным значением и, следовательно, из-за своей неопределенности не сдерживаемое жесткими рамками, возведенными, чтобы фиксировать правила его употребления. Согласно принятым догмам, в философии запрещено говорить о том, о чем можно говорить лишь метафорично.

Похвалить философа за обращение в своих рассуждениях к метафоре означает то–же самое, что похвалить логика за красивый почерк. Невозможность построения логической системы доказательств для философии как «строгой науки», является весомым аргументом в пользу отрицания метафоры и ее неприятия. Поставив метафору вне закона и всячески обходя ее стороной, философы определили ей место, несовместимое с серьезными философскими размышлениями. Тем не менее, вопреки сложившимся стереотипам, рассматривая феномены «Другой» и «Одиночество» как аналогии, активизированные в сознании человека, кажется вполне допустимым их интерпретация как метафор, сохраняя при этом позиции философии.

Предполагая, что в феноменах «Другой» и «Одиночество» отражено взаимодействие неких идей, влекущих за собой смену контекста, форма метафоры как раз и подразумевает присутствие двух идей, способных взаимодействовать в общем значении. Обращение к метафоре дает возможность отождествления или интеграции феноменов «Другой» и «Одиночество».

Экзистенциальный пессимизм «Одиночества» находит отражение в древних религиозных текстах. В тексте ветхозаветного Экклезиаста метафора «Вечность Одиночества» – это путь человека, утрачивающего живительные связи с миром людей и обреченного на вечное одиночество, «человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него: и всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством».

Метафора «Угнетение Одиночеством» пронизывает 24-ый псалом царя Давида. «Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок и угнетен», передавая чувство душевной боли псалмопевца [2, 160]. «Человек одинок, потому что он человек! В определенном смысле всякое творение одиноко… Быть живым означает быть телесным–телом, отделенным от всех других тел. А быть отделенным означает быть одиноким. Это верно в отношении всякого существа, но в отношении человека – в большей степени, чем какого–либо существа. Он не просто одинок; он знает о своем одиночестве. Он спрашивает, почему он одинок и как может преодолеть свое одиночество – поскольку не может ни выдержать этого одиночества, ни избежать его. Такова судьба человека – быть одиноким и сознавать это» [3, 161].

Метафора «Обреченность Одиночества» формирует представление, что никто не в состоянии преодолеть или избежать одиночество, ибо вкус одиночества сладок. «В библейском повествовании о рае мы читаем: «И сказал господь Бог: не хорошо быть человеку одному». И сделал женщину из плоти Адама…Но признавая друг друга плотью от плоти своей, каждый остается в одиночестве…Каждый из них одинок…Человек остается один. А сотворение женщины хотя и дало Адаму помощницу, все же поставило рядом с одиноким человеческим существом другое столь же одинокое человеческое существо, и от их плоти произошли все люди, каждый из которых одинок»[4, 162].

Посредством метафоры «Одиночество» перестает быть тяжким грехом, предельно четко выкристаллизованным в тексте Библии, что, однако, не помешало рождению нового образа – «Уединение Одиночества». «Уединение Одиночества» воспринимается уже не как трагическая надломленность одиночеством человека, а предполагает полную погруженность в самого себя, становясь необходимой частью духовной жизни личности, столь же важной, как и общение. В противоположность общению уединение помогает человеку концентрироваться на важных, духовно обогащенных сферах, достигаемых лишь при полном творческом одиночестве личности. «Уединение Одиночества» открывает перед человеком путь к истинному очищению духа и плоти, постижению естественной природы, к постижению времени и погружение в его неторопливое и размеренное течение, выносящее человека из хаоса суетного мира и открывающее счастье общения с Учителем как единственным носителем Знаний.

В XIX веке мотивы одиночества стали исходной точкой для развития философской концепции трансценденталистов во главе с Г.Торо. Отправной точкой для развития нового философского осмысления явилось убеждение, что личность человека заключает в себе бесконечное духовное богатство, которое способно проявиться лишь в близости с природой. Г.Торо первым разграничил «Одиночество» и «Уединение», воспринимаемые на рубеже веков через введенное Э. Гуссерлем понятие «феномен».

В феномене «Одиночества»трансценденталисты увидели «продукт полного отчаяния», созданный в недрах городской жизни, зло, опустошающее душу человека. Безумие феномена «Одиночества», рожденное городом, наполненное информационной перенасыщенностью, виртуальностью отношений и эмоциональной пустотой отразило наступление новой эпохи.

«Знаешь ли ты, что по убеждению людей одиночество – наихудший род страданий ? И представление это универсально для всего мира. В Нью-Йорке, так же как и на Новой Гвинее, люди цепенеют от страха перед одиночеством и покинутостью. Известно ли тебе, что по одному из древнейших индийских мифов Создатель вызвал мир из небытия только лишь потому, что чувствовал себя одиноким?»[5, 162-163].

В феномене «Уединения»трансценденталисты напротив, открыли дорогу к нравственному очищению человека. Феномен «Уединения» отразил творческий потенциал личности, для развития духовного мира которой необходима концентрация и защита от цивилизации, несущей с собой усреднение, господство конкуренции и утрату духовности.

В столь разном восприятии феномена «Одиночества» и феномена «Уединения» отразилась дихотомия, укрепившаяся в философии Запада. В противоположность трансценденталистам, воспринимающих мир как гармоничное целое, вторая традиция восприятия феномена «Одиночество» отразилась во взглядах европейских экзистенциалистов, воспринимающих человека как «изначально одинокого».

Если признать, что Человек изначально одинок и от того обречен на самостоятельность определения своих поступков, принятия решений и тяжесть ответственности, то свобода теперь воспринимается не как благо, а как роковая неизбежность, влекущая за собой одиночество – необходимость, заключенную в бытии человека.

Феномен «Одиночества» у Ж.-П.Сартра представляет глубинную основу человеческого бытия. «Там, где личность начинает вступать в действенные и активные взаимоотношения с миром и с другими людьми, человек неизбежно сталкивается с холодной и мертвенно–безжизненной объективностью, она как бы «давит» на личность и ведет ее к омертвению, одиночеству….ценность уединения определяется тем, что ад– это «Другие» люди, ведь «Другой» имея свою свободу является препятствием моей свободы, которую губит и отчуждает»[6, 49]

Появление «Другого» как противоположность «Одиночеству» было предопределено «стремлением человеческой души встретить в своем существовании не себя, а как разДругое» [7, 157].

В этом поиске «Другой» становится символом пробуждающейся жизни, метафорой, движением вперед, усилием и открытием. «Другой» трансформируется в проводник, ведущий в бездонные глубины «Одиночества». Прошлое человека, окруженного информационными потоками, агрессивным ритмом жизни, не допускающего роскоши визуального общения, постепенно размывается, обрекая его на Одиночество.

Метафора «Пирамида Одиночества» постепенно наполняется виртуальными воспоминаниями, которые, в отличие от воспоминаний настоящего, человек может воспринимать или не воспринимать, порождая метафору «Забвение Другого». Мы забываем какие–то детали, незначительные для настоящего, безразличные или неприятные, или ранящие нас события. «Потеря, которая оказывается принятием, забвение, которое готовит новое восприятие, образуют тот качественный переворот в переживаниях времени, который позволяет вкладывать в последовательность состояний единство места, необходимое для нахождения себя, припоминая и удерживая себя как субъект памяти в самом разрыве настоящего, в переходе от ушедшего момента к новой точке Теперь» [8, 32].

Забвение порождает желание уйти от неприятных воспоминаний, рутинной жизни, порождая эскапизм или побег человека от мира реального, повседневного, наполненного проблемами и необходимостью их разрешения, в мир грез и фантазий. В этот мир, наполненный виртуальными образами, человек отправляется в надежде на встречу с «невидимым Другим». Виртуальный эскапизм, обнаруживая вторичный мир в сетях Интернета, через кино или телевидение, создает иллюзию спасения от «Одиночества».

Искусственный мир, созданный человеком, замещается общением с«Компьютерным Другим». За метафорой «Компьютерный Другой» скрывается человек-одиночество, чувствующий недостаток в повседневной жизни, тщательно укрывающий свое «Я» за броским «ником», дающим возможность испытать чувство соприсутствовия в виртуальном общении, исключающим телесность. «В феноменологическом высказывании «вот–бытие», как бытие-в мире есть событие с Другим не утверждается, что я фактически не один и что кроме меня налично существуютДругое подобные мне существа»[9, 250]

Принимая виртуальное«Одиночестве с Другим», мы заменяем язык живого общения на язык молчания. «Объективное изучение способов передачи знаний показало, что гораздо больше передается от одного человека кДругому посредством молчания, чем словами…Грамматика молчания – искусство более сложное для изучения, чем грамматика звуков…Человек, который показывает нам, что он понимает ритм нашего молчания, много ближе нам, чем тот, кто думает, что он знает, как говорить»[10, 99-100].

«Эстетика молчания» превращается в феномен постиндустриального общества, как отчаянная попытка человека перестать быть Непонятым Другим. «Переживая свою единоличность как одиночество, а одиночество как катастрофу, мы не перестаем общаться с самим собой и бесконечно слушать свои/чужие голоса. В поисках собеседника, в бегстве от «одиночества» мы начинаем со вселенной, а заканчиваем собственно душой – единственным локусом, который не исчезает при соприкосновении моего «Я» с моим же миром «Другого». Когда наше «Я» бедно на слова и идеи, мы ищем их у других или «Другого»: в речах и мыслях литературных и вымышленных героев, голосах и звуках улицы, музыке и паузах» [11, 61]

Но если в экзистенциальной философии М.Бубера, люди, сумевшие пройти «Дорогой Одиночества» преодолевая ее, не только обретают возможность сохранять познавательную энергию, но так же способность искать ответ на проблему человеческого существования, то в концепте индивидуализации Ж.Лакана, «Зазеркалье Другого» отражает восприятие мира через уход от собственной фактичности, выстраивания отношений как с самим собой, так и с другими людьми в регистре Воображаемого[12, 41].

Лишь только Ее Величество Метафора позволяет отбирать, выделять, организовывать и устанавливать новые характеристики, устраняя второстепенные, что может повлечь за собой значительные изменения в значении терминов, скрывая опасность ограничения способности человеческого разума к поиску и открытиям внутренних смыслов феноменов «Другой» и «Одиночество».

Список литературы / References

1. Скотт. В. Собр. соч. В 20 т. М.—Л., 1964. Т.13.
2. Тиллих П. Вечное сейчас. // Вопросы философии. 2005. № 5.
3. Тиллих П. Вечное сейчас.
4. Там же. С.162.
5. Вишневский Я.Л. Одиночество в сети. – СПб. 2007.
6. Давидович В.Е., Алоян Н.Л. Одиночество как феномен бытия// Гуманитарные и социально – экономические науки. 2008. № 6.
7. Визигин В.П. В поисках Другого: опыт философской автобиографии // Вопросы философии. 2006. – № 9.
8. Шевцова К.П. Продолжение в другом. – СПб.: Санкт – Петербургское философское общество, 2009.
9. Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск. 1998.
10. Пузанова Ж.В. Одиночество: понятие, феномен, проблема? // Обсерватория культуры. 2009. № 1.
11. Климова С.М. О молчании и тишине… в словах и паузах // Религиоведение. – 2006. № 4.
12. Савченко Н.М. Бытие – с – Другим и проблема коммуникативных сообществ // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. Философия. 2009. вып.

Определение

в кембриджском словаре английского языка

Пока вас помнят, вы живы — в метафорическом смысле и в духовном смысле. Она становится им, нравится нам это или нет, ведь мы так часто становимся нашими родителями, даже метафорическими .

Еще примеры Меньше примеров

Пара грубо поет о плавании в метафорических водах , за которыми они ухаживают.Но это, вероятно, также метафорическое для радости, мира, безопасности и комфорта, которые мы будем иметь на небесах. Битва между тьмой и светом — и все их метафорические ассоциации — придают живым аллитерационным звукам стихотворения глубину, которая заставляет их читать дважды.Как это метафорическое бессмертие усиливается тем, что ваши произведения искусства являются не просто вашим изображением, а буквальной частью вас? Метафорический эквивалент баскетбола когда-то был джазом с его акцентом на импровизации в рамках формальной музыкальной структуры.А если эта метафорическая дверь откажется сдвинуться с места? Похоже, что он имел в виду более метафорических отказывающихся, виртуальных сообществ единомышленников-несогласных, связанных вместе с помощью технологий.Возьмем другой термин, который, как вы знаете, происходит от землетрясений, а затем имеет более метафорическое значение , обозначающее центр активности, особенно разрушительной деятельности.Но серия из метафорических неудач угрожает его успеху. У тех оставшихся учителей из плоти и крови есть отчетливое ощущение, что мы выковываем собственные метафорические цепи .С другой стороны, был ли это метафорический леопард — и успешен ли тот, кто достигает такого уровня? Притворяться, что связь — это нечто большее, чем метафорическое , просто ослабляет логические нити до такой степени, что они полностью распутываются.

Эти примеры взяты из корпусов и из источников в Интернете. Любые мнения в примерах не отражают мнение редакторов Cambridge Dictionary, Cambridge University Press или его лицензиаров.

определение метафорического по The Free Dictionary

Красное золото для Огилви — было не только метафорическим, но и буквальным.Это не просто означало, что Гленгилы стремились к богатству; правда также, что они буквально собирали золото; у них была огромная коллекция украшений и посуды из этого металла. Я должен предположить, что я использую термин «борьба за существование» в широком и метафорическом смысле, включая зависимость одного существа от другого, и включая (что более важно) не только жизнь отдельного человека, но успех в оставлении потомства. Очень старая женщина, недавно умершая, часто использовала метафорическое выражение в своей беседе у камина, что мили и мили земель Пинчхона были перекопаны в могилу Мауле; кстати, это был очень неглубокий укромный уголок между двумя скалами, недалеко от вершины Висельного холма.Smooth-it-away, пока мы оставались в дымной и мрачной пещере, воспользовался случаем, чтобы доказать, что у Тофета нет даже метафорического существования. С другой стороны, я был в порядке, когда добрался до метафорической калитки; и половина сюрпризов, которые преподнес мне Раффлз, были, несомненно, связаны с его ранним осознанием этого факта. Поскольку миссис Варден отчетливо слышала и должна была услышать все, что сказал Миггс, и поскольку эти слова, казалось, передают в метафорических терминах предзнаменование или предчувствуя, что в какой-то момент она свалится из-за своих испытаний и легко полетит к звездам, она сразу же начала томиться и, взяв том Руководства с соседнего столика, положила на него руку, как если бы она была Надеждой и что ее якорь.Фарабрат, должно быть, относился к метафорическому типу, что было для Фреда гораздо труднее, чем мускулистое. Все на Паттерсон-стрит используют сленг, то есть метафорический язык, и если бы я этого не сделал, они бы сочли меня невыносимо гордым и застрявшим. вверх «. Если бы у вас было преимущество быть» самым свежим современным «вместо величайшего древнего, разве вы не смешали бы свою похвалу метафорической речи, как признак высокого интеллекта, с жалобами на то, что интеллект так редко проявляется в речь без метафоры, — что мы так редко можем объявить, что есть вещь, кроме как сказать, что это что-то еще? Он не зависел от эмоционального возбуждения, чтобы поддерживать свою веру, ни декламаций, ни гнева, ни видений кроваво-красного цвета развевающиеся флаги или метафорические зловещие солнца мести, поднимающиеся над горизонтом обреченного общества.»Говорить вслух!» сказал зверолов, который легко понял метафорическую манеру, в которой Тетон выразил желание, чтобы он стал переводчиком своих слов на английский язык; «Говорите, мои молодые люди слушают. После паузы он продолжил:» И это тоже будет поле битвы, а не метафорическое.

Что это за слово? Используйте Word Type, чтобы узнать!

К сожалению, с текущей базой данных, в которой работает этот сайт, у меня нет данных о том, какие значения термина ~ используются чаще всего.У меня есть идеи, как это исправить, но мне нужно найти источник «чувственных» частот. Надеюсь, приведенной выше информации достаточно, чтобы помочь вам понять часть речи ~ term ~ и угадать его наиболее распространенное использование.

Тип слова

Для тех, кто интересуется небольшой информацией об этом сайте: это побочный проект, который я разработал во время работы над описанием слов и связанных слов. Оба этих проекта основаны на словах, но преследуют гораздо более грандиозные цели.У меня была идея для веб-сайта, который просто объясняет типы слов в словах, которые вы ищете — точно так же, как словарь, но сосредоточенный на части речи слов. И так как у меня уже была большая часть инфраструктуры с двух других сайтов, я подумал, что для ее запуска и работы не потребуется много работы.

Словарь основан на замечательном проекте Wiktionary от Викимедиа. Сначала я начал с WordNet, но затем понял, что в нем отсутствуют многие типы слов / лемм (определители, местоимения, сокращения и многое другое).Это заставило меня исследовать словарь Вебстера издания 1913 года, который сейчас находится в открытом доступе. Однако после целого дня работы над его преобразованием в базу данных я понял, что было слишком много ошибок (особенно с тегами части речи), чтобы это было жизнеспособным для Word Type.

Наконец, я вернулся к Викисловарь, о котором я уже знал, но избегал, потому что он неправильно структурирован для синтаксического анализа. Именно тогда я наткнулся на проект UBY — удивительный проект, который требует большего признания.Исследователи проанализировали весь Викисловарь и другие источники и собрали все в один унифицированный ресурс. Я просто извлек записи из Викисловаря и закинул их в этот интерфейс! Так что работы потребовалось немного больше, чем ожидалось, но я рад, что продолжил работать после пары первых промахов.

Особая благодарность разработчикам открытого исходного кода, который использовался в этом проекте: проекту UBY (упомянутому выше), @mongodb и express.js.

В настоящее время это основано на версии викисловаря, которой несколько лет.Я планирую в ближайшее время обновить его до более новой версии, и это обновление должно внести множество новых смысловых значений для многих слов (или, точнее, леммы).

метафорическое — определение и значение

Большинство этих картинок я называю метафорическими в том смысле, что они не являются реальной жизнью.

Telegraph.co.uk — Телеграф онлайн, Daily Telegraph и Sunday Telegraph

Большинство этих изображений — это то, что я называю метафорическим в том смысле, что они не являются реальной жизнью.

Telegraph.co.uk — Телеграф онлайн, Daily Telegraph и Sunday Telegraph

Обсуждая спасение в метафорических терминах , Миллер сказал, что существует «большая вероятность получения налогоплательщиками значительной прибыли, если они отправятся в этот путь вместе с нами».

США объявляют о намерении продать часть своих активов Citigroup

Обсуждая спасение в метафорических терминах , Миллер сказал, что у налогоплательщиков есть «большая вероятность получения значительной прибыли, если мы отправимся в этот путь вместе с нами.«

США объявляют о намерении продать часть своих активов Citigroup

Прочтите Роджера: наглядный урок в метафорическом созвучии

Наглядный урок метафорического созвучия

«Две половины сюжета соединяются вместе только в кульминационном моменте в казино, и тогда связь становится более убедительной в метафорическом , чем в буквальном смысле.«

О лице Донны Леон: Краткое содержание книги

В алхимии различие между буквальным и метафорическим является фундаментальным.

Романтизм, алхимия и психология

Апокалипсисы обычно описывают исторические события в метафорических терминах, а также делают прогнозы на будущее.

Презентация RCIA: Ветхий Завет

Апокалипсисы обычно описывают исторические события в метафорических терминах, а также делают прогнозы на будущее.

Архив 2007-01-01

В то время как наука описывает наш мир с помощью фактов и цифр, искусство и литература описывают наш мир метафорическими способами, позволяя нам видеть сердцем то, что иногда бывает трудно понять нашему уму.

Комический вопрос для компьютерщиков

Идентификация метафор в больших текстовых корпусах

Образец цитирования: Neuman Y, Assaf D, Cohen Y, Last M, Argamon S, Howard N, et al.(2013) Идентификация метафор в больших текстовых корпусах. PLoS ONE 8 (4): e62343. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0062343

Редактор: Эдуардо Г. Альтманн, Институт физики сложных систем им. Макса Планка, Германия

Поступила: 3 декабря 2012 г .; Дата принятия: 20 марта 2013 г .; Опубликован: 29 апреля 2013 г.

Авторские права: © 2013 Neuman et al. Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License, которая разрешает неограниченное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии указания автора и источника.

Финансирование: Эта работа поддерживается Проектом перспективных разведывательных исследований (IARPA) посредством контракта с исследовательской лабораторией армии США Министерства обороны США номер W911NF-12-C-0021. Правительство США имеет право воспроизводить и распространять репринты в государственных целях, несмотря на любые примечания об авторских правах на них. Отказ от ответственности: взгляды и выводы, содержащиеся в данном документе, принадлежат авторам и не должны интерпретироваться как обязательно представляющие официальную политику или одобрение, выраженное или подразумеваемое, IARPA, DoD / ARL или U.С. Правительство. Финансирующие организации не играли никакой роли в дизайне исследования, сборе и анализе данных, принятии решения о публикации или подготовке рукописи.

Конкурирующие интересы: YC является владельцем Gilasio Coding Ltd. Нет патентов, разрабатываемых продуктов или продаваемых продуктов, которые можно было бы декларировать. Это не влияет на соблюдение авторами всех политик PLOS ONE в отношении обмена данными и материалами.

Введение

Человеческий язык включает образные и нефигуративные измерения.Например, использование глагола «упал» в предложении «Монета упала в канализацию» отличается от его использования в предложении «Он влюбился». В первом предложении, согласно Оксфордскому словарю английского языка, глагол используется в первом значении «двигаться вниз». Во втором предложении он используется в расширенном метафорическом смысле: «перейти в определенное состояние».

Различение образного и нефигуративного использования языка может быть очень важным для множества приложений, основанных на понимании естественного языка.Например, отдать роботу приказ: «Дайте мне бутылку», полностью отличается от приказа: «Дайте мне перерыв». Чтобы подчиняться приказу, робот должен иметь модуль понимания естественного языка, который может различать образный и нефигуративный язык.

В этом контексте обоснование текущей работы может быть растянуто на несколько уровней. На минимальном уровне разработка алгоритмов идентификации метафор оправдана для повышения производительности различных приложений, опирающихся на понимание естественного языка.Для этих приложений необходимо различать образный и нефигуративный язык, как показано выше.

С более широкой теоретической точки зрения мы опираемся на тезис о том, что человеческое поведение и рассуждения каким-то образом опосредованы метафорами и что метафоры, которые используют люди, могут отражать их мировоззрение. В этом контексте алгоритмы идентификации метафор могут быть первым шагом к лучшему пониманию метафор и мировоззрений, которые они представляют. Здесь мы придерживаемся минимального уровня только с учетом общетеоретического контекста.Однако сначала мы начнем с более общего теоретического уровня, который определяет нашу работу и направляет ее.

Способность отличать образный язык от нефигуративного языка является важной вехой в понимании естественного языка, потому что более высокие уровни человеческого мышления могут включать использование метафор, а метафоры могут каким-то образом отражать способ мышления людей. Этот тезис появился в когнитивной лингвистике, где классическая концепция метафоры как риторического орнамента была заменена идеей о том, что метафора — это психолингвистический прием для понимания одной концептуальной области с точки зрения другой концептуальной области (например,г., мой адвокат — акула) [1], [2]. В предложении «Мой адвокат — акула» концептуальная метафора включает использование категории ЖИВОТНЫХ для описания категории ЛИЧНОСТЬ. Нам известно, что теория концептуальных метафор, представленная Джорджем Лакоффом, подвергалась критике по нескольким направлениям [3], [4]. Тем не менее, мы принимаем его в качестве отправной точки, хотя алгоритмы, представленные в статье, не зависят от обоснованности теории.

В этой статье мы стремимся разработать алгоритмы идентификации метафорических фраз.Выявление концептуальных метафор — еще одна важная задача. Однако эта проблема выходит за рамки данной статьи.

Утверждается, что человеческое мышление не только в высшей степени метафорично [2], но что метафоры опосредуют человеческое поведение и рассуждения [5]. Хотя простое причинное влияние метафор на рассуждение и поведение может быть поставлено под сомнение, появляющиеся эмпирические свидетельства «языка как контекста» для различных когнитивных процессов (например, [6], [7]) обеспечивают некоторую поддержку тезису о том, что в В данном контексте использование разных метафор одним и тем же субъектом может привести к разным когнитивным и поведенческим реакциям.Хотя аргумент [5] не обходится без критики, особенно в контексте спорной связи между языком и мышлением (см. [8]), дискуссия о языке и мышлении является лишь еще одним оправданием для начала данного исследования.

Метафоры превратились в важный объект исследований в самых разных областях, от психологии до обработки естественного языка [5], [9] — [15]. В этом контексте минимальным условием для автоматического понимания метафорического языка является способность различать использование метафорического и неметафорического языка.

Из приведенного выше примера (Мой адвокат — акула) мы видим, что общее определение концептуальной метафоры теоретически довольно ясно. Однако на практике решение о том, является ли данное языковое выражение / фраза метафорическим, далеко не тривиально, поскольку граница между денотационным основным значением фразы и ее расширенным метафорическим смыслом нечеткая [16]. Например, совершенно очевидно, что «сладкое дитя» не сладкое в том же смысле, что и «сладкий шоколад». В первом случае «сладкий» используется не в его обозначении «сладкий», а в расширенном метафорическом смысле: приятный.Однако является ли слово «мудрое правительство» буквальным или метафорическим? В этом случае мы, вероятно, будем менее уверены в принятии решения.

Один из возможных подходов к разрешению этой трудности — принять критерий здравого смысла для метафоры и рассматривать обычное использование фразы как буквальное употребление, а ее нарушение как указание на метафорическое использование. Однако наиболее частое значение фразы не всегда может быть использовано для обозначения ее буквального смысла. Чтобы проиллюстрировать этот момент, мы можем рассмотреть десять наиболее часто встречающихся существительных, совмещенных с прилагательным «великий».Мы использовали Корпус современного американского английского (COCA) [17], и, следуя норме COCA, использовали взаимную информацию (MI), равную или превышающую 3, в качестве минимального критерия значимой статистической связи между словами. Взаимная информация (ВИ) — это величина, которая измеряет взаимную зависимость двух случайных величин. В нашем случае взаимная информация двух слов является мерой, которая указывает степень, в которой два слова статистически связаны. В Корпусе современного американского английского взаимная информация слов A и B рассчитывается следующим образом: где

A = частота узлового слова w ₁ (например,г., фиолетовый ): 1262

B = частота совмещения w ₂ (например, цвет ): 115

AB = частота словосочетания рядом с узловым словом (например, цвет рядом с фиолетовый ): 24

sizeCorpus = размер корпуса (например, 96,263,399)

диапазон = диапазон слов (например, 3 слева и 3 справа от узлового слова: 6)

журнал ₁₀ (2) = 0,30103

MI (фиолетовый, цвет) = 11,37 = log ₁₀ ((24 * 96,263,399) / (1262 * 115 * 6)) /.30103

Следуя описанной выше процедуре, мы определили десять верхних существительных, расположенных на одну лексическую единицу справа от «великого». Во всех этих случаях слово «отлично» использовалось в значении «важного» (например, большое дело, отличная работа, большая депрессия). Однако более основное «воплощенное» и буквальное значение слова «великий» — это «очень большой, крупномасштабный»!

Эти результаты подтверждают аргумент, что использование здравого смысла фразы в качестве указания на буквальное использование является неправильным шагом. Фактически, это основная проблема, препятствующая использованию подхода «селекционного предпочтения» [18], [19] к идентификации метафор, который рассматривает нарушения нормативного использования как указание на метафорический язык.Давайте объясним значение «селекционного предпочтения» и его значение для идентификации метафор. «Выборочное предпочтение» описывает статистическую «тенденцию» слов совпадать с «выбранными» или «предпочтительными» словами из определенных семантических категорий. Эта идея представлена ​​Лайт и Грайффом [20] следующим образом: «Слова в одном предложении находятся во взаимосвязи друг с другом. Например, в человек быстро съел восхитительный бутерброд , в словесном предикате съесть в качестве аргументов выступает человек и бутерброд .Аналогично, быстро и вкусно имеют в качестве аргументов съесть и бутерброд соответственно. У этих предикатов есть предпочтения в отношении членства в семантическом классе аргументов, выполняющих определенную роль. Например, ест в качестве аргумента объекта предпочитает слова из семантического класса еды и не предпочитает слова из семантического класса флюидов ». (стр. 269) Мы можем просто объяснить «селекционное предпочтение» как ограничения или ограничения определенных отношений аргумент-предикат.Эта идея была развита Хоуи [21], который предполагает, что все лексические элементы начинаются грамматическим и селективным совместным использованием. В контексте метафоры мы можем утверждать, что использование метафорического языка «нарушает» ограничения, налагаемые буквальным или образным использованием языка. Например, если мы знаем, что глагол «Пить» выбирает существительные, принадлежащие семантической категории ЕДА, тогда, когда нас просят оценить предложение: «Моя машина пьет бензин», мы считаем его метафорическим, как существительное «бензин». », Который не относится к категории ЕДА, нарушает выборочное предпочтение« Напиток ».

Следуя Лакоффу и Джонсону [2], критерий, который мы выбрали, чтобы определить, является ли фраза метафорической, заключается в том, насколько близок смысл слова к его воплощенному происхождению. Воплощенное происхождение — это то, как концепция основана на сенсомоторном опыте [2]. Вот почему «Большой дом» — это буквальная фраза, а «Большая проблема» — метафорическая фраза. В буквальном смысле «Большой» указывает на пространственно большой объект, но его метафорическое расширенное значение является «важным». Буквальная фраза может быть прослежена до ее воплощенного источника, в то время как метафорическая фраза является ее продолжением.Это именно тот критерий, который мы предоставляем аннотаторам в этой работе для определения того, является ли фраза буквальной или метафорической.

Концептуальная метафора может быть выражена множеством лингвистических паттернов. Следуя подходу Кришнакумарана и Чжу [12], мы фокусируем нашу работу на трех типах метафорических фраз, содержащих существительные. Эти авторы различают метафоры типа I, II и III.

В метафоре типа I подлежащее существительное связано с существительным-объектом через форму связочного глагола «быть», например, в случае «Бог — король».Для метафоры типа II глагол является центром метафорического использования, представляющего действие существительного субъекта на существительное-объект, например, в случае «Война поглотила его энергии». Метафоры типа III включают словосочетание прилагательное и существительное, например «милая девушка».

Очевидно, что типология метафор, основанных на существительных, Кришнакумарана и Чжу не полностью исчерпывает широкий спектр и богатство метафорического языка. Поэтому мы не претендуем на то, чтобы охватить все формы метафор.Тем не менее типология, предложенная Кришнакумараном и Чжу, определяет некоторые из самых основных и важных лингвистических метафорических структур, и, следовательно, это эвристика, которая направляет разработку алгоритмов идентификации метафор. В будущих исследованиях наши результаты будут распространены на другие выражения и формы метафор. Здесь мы представляем три алгоритма для идентификации вышеуказанных типов метафор в неструктурированных текстах и ​​оцениваем алгоритмы на двух больших корпусах. Как будет видно, эти алгоритмы превзошли самые современные алгоритмы идентификации метафор.

Подходы к идентификации метафор

Существуют различные подходы к идентификации метафор, начиная от устранения неоднозначности смысла слов до использования категоризации слов [9], [12] и кластеризации [22]. Давайте объясним некоторые из этих подходов, начиная с устранения неоднозначности слов (WSD). Многие слова естественного языка имеют более одного смысла. Например, слово «Хлеб» может использоваться в смысле ЕДА или в его жаргонном использовании как синоним ДЕНЬГИ. Неоднозначность, связанная со смыслами слов, представляет собой много трудностей для обработки естественного языка и устранения неоднозначности слов (например,g., [23]) — это область исследований, в которой разрабатываются алгоритмы для устранения неоднозначности смысла слова в контексте. Один из подходов к идентификации метафор рассматривает эту задачу как аналогичную устранению неоднозначности смысла слова и пытается «устранить неоднозначность» значения данной фразы, чтобы решить, используется ли она в буквальном или метафорическом смысле. Аналогичным образом мы можем использовать категоризацию слов. Категоризация слов включает в себя классификацию слов по семантическим наборам. Использование категоризации слов очевидно в подходе избирательного предпочтения, который мы описали выше.Для классификации семантики существительных в текущем исследовании мы использовали категоризацию существительных WordStat на основе WordNet, которая классифицирует 69 817 существительных по 25 различным категориям, таким как Артефакт (например, стул) или еда (например, хлеб).

Поскольку не существует золотого стандарта для сравнения идентификаций метафор, довольно сложно оценить эффективность различных алгоритмов идентификации метафор. Однако, чтобы предоставить читателю широкий взгляд на эту область, мы рассмотрим некоторые заметные попытки, относящиеся к автоматической идентификации метафор.

Хашимото и Кавахара [24] обсуждают работу по аналогичной проблеме, отделяя идиоматическое употребление от буквального. Они также подходят к этому как к классической задаче устранения неоднозначности смысла слова. Идиомы в некоторой степени отличаются от метафор тем, что значение идиомы (например, пинают ведро ) часто трудно вывести из значений составляющих слов, в отличие от большинства метафор.

Ниссим и Маркерт [25] используют контролируемое обучение, чтобы отличить метонимическое употребление от буквального.Они используют классический подход WSD, изучая отдельную модель для каждого целевого слова. Как и в случае с Бирке и Саркаром [9], [26] и Хашимото и Кавахара [24], основная идея состоит в том, чтобы научиться классифицировать словоупотребление по схожести контекста.

Мартин [27] представляет подход к интерпретации метафор, основанный на знаниях. Этот подход требует сложных, созданных вручную правил, специфичных для данной области (например, интерпретация метафорических вопросов пользователей компьютеров, таких как «Как я могу убить процесс?» В интерактивной справочной системе).База знаний не может обрабатывать слова, которые не закодированы вручную в ее правилах, и новый набор правил должен быть построен для каждого нового домена приложения.

Долан [28] описывает алгоритм извлечения метафор из словаря. Приводятся некоторые показательные примеры, но алгоритм не подвергается какой-либо систематической оценке.

Мэйсон [29] применяет корпусный подход к метафоре. Его алгоритм основан на статистическом подходе к обнаружению ограничений выбора глаголов.Затем он использует эти ограничения для обнаружения метафорических отображений, таких как «Деньги текут, как жидкость». Хотя система может обнаруживать некоторые метафорические сопоставления, она не предназначена для различения буквального и метафорического употребления слов.

Бирке и Саркар [9], [26] обращаются к проблеме идентификации метафор как к классической задаче устранения неоднозначности [30]. Модель изучается для каждого глагола независимо от других глаголов. Проблема с этим подходом в том, что он ограничен и не может обрабатывать новый глагол без дополнительного обучения.

Turney et al. [15] представляют современный алгоритм идентификации метафор, сравнивая свои результаты с результатами Бирке и Саркара. Обоснование их алгоритма «Конкретно-абстрактный» заключается в следующем. Метафоры типа III, состоящие из фраз «прилагательное-существительное», как в «темных мыслях», обычно включают использование конкретного понятия («темный») для описания более абстрактного понятия («мысль»). Поэтому для задачи различения метафорических и буквальных фраз они использовали только один элемент: рейтинг абстрактности существительного во фразе.

Основой аргументации Терни и др. [15] была гипотеза о том, что если существительное во фразе прилагательное-существительное является относительно абстрактным, то прилагательное, вероятно, используется в конкретном воплощенном смысле для объяснения значения существительного. , и поэтому фраза действует как метафора. Для определения метафор типа III и типа II они использовали очень простую меру — уровень абстрактности слов. Опираясь на новый алгоритм, который оценивал уровень абстрактности слов, они измеряли уровень абстрактности существительного в случае метафор типа III и средний уровень абстрактности существительных в предложении в случае метафор типа II.Другими словами, их алгоритм очень прост. При наличии существительной фразы прилагательного, такой как «Сладкие сны», алгоритм и модель учитывают только одну вещь, а именно оценку абстрактности существительного во фразе. На основе этого показателя абстрактности и коэффициента, рассчитанного в модели двоичной логистической регрессии, делается двоичный выбор, является ли фраза метафорической или нет.

Протестированный на списке из 100 фраз прилагательное-существительное, этот алгоритм показал точность в среднем 79% [15].Несмотря на впечатляющие характеристики с точки зрения точности, недавно Ассаф и соавт. [31], что, по крайней мере, в отношении метафор типа III, алгоритм Concrete-Abstract, разработанный Turney et al. имеет слепую зону, и его впечатляющая эффективность ограничивается случаями, когда прилагательное имеет четкую воплощенную основу. В этой статье представлено предварительное исследование алгоритма перекрытия конкретных категорий (сокращенно CCO), которое будет подробно описано ниже. CCO был протестирован на тестовом наборе, который является расширением Turney et al.[15] тестовых фраз и второй тестовый набор, который включал пары прилагательное-существительное с существительными, которые имеют более низкий уровень абстрактности, например, в словарной паре «Разбитое сердце». Аргумент Ассафа и др. [31] заключался в том, что у алгоритма «Конкретно-абстрактное» есть серьезное слепое пятно при работе с такими фразами. Например, во фразе «Разбитое сердце» существительное «сердце» является относительно конкретным объектом. Следовательно, алгоритм Concrete-Abstract может расценить фразу как буквальное использование языка. Действительно, было показано, что алгоритм Concrete-Abstract полностью не справляется с такими фразами, в то время как алгоритм CCO работает хорошо.Таким образом, это была предварительная проверка алгоритма и калибровка параметров алгоритма. Напротив, в данной статье алгоритм CCO и его производные (CCO * и CCO **) оцениваются на (1) полных предложениях, а не на отдельных фразах, (2) двух больших корпусах и (3) в отношении пяти целевых слов. .

Вклад текущей работы

Вклад данной статьи по сравнению с другими работами в данной области можно кратко описать по нескольким направлениям.

1. В отличие от недавних алгоритмов, основанных на обучении с учителем, [22] наши алгоритмы основаны на правилах и не требуют обучающего корпуса метафорических и неметафорических фраз.
2. Хотя Шутова, Тойфель и Корхонен [22] осознали важность абстрактности в идентификации метафор, они не разработали и не использовали какой-либо инструмент для измерения уровня абстрактности фраз. Наши алгоритмы идентификации метафор используют такой инструмент, разработанный Turney et al.[15]. Следует подчеркнуть, что в наших алгоритмах использование меры абстрактности используется как косвенное приближение воплощенной природы существительного. Эта идея основана на [32], которые использовали этот подход со всеми необходимыми оговорками для успешного измерения семантической взаимосвязи.
3. Наши алгоритмы объединяют два подхода: селективное предпочтение и идентификация метафор на основе абстрактности [15], комбинация, которая, как было показано [31], решает хорошо задокументированные проблемы, связанные с подходом селекционного предпочтения, и превосходит современные методы. -art алгоритм, разработанный Turney et al.[15].
4. В отличие от других работ, наши алгоритмы не зависят от лексики и предметной области. Козел [33], например, полагается на набор лингвистических сигналов, таких как «метафорически говоря», тогда как Мейсон [29] использует предпочтения отбора, зависящие от предметной области. Наши алгоритмы не ограничены областями ограниченного знания, такими как ФИНАНСЫ или СПОРТ.
5. Алгоритмы полностью автоматические и не полагаются на знания, созданные вручную (например, [33]).
6. Наши алгоритмы идентифицируют три основных типа метафорических фраз и не ограничиваются только одним типом, например, глагольные метафоры, изученные в [22].
7. Наши алгоритмы оценивались на двух больших корпусах; для их оценки мы аннотировали большое количество фраз, используя несколько независимых людей-аннотаторов. Например, в недавней статье Шутовой, Тойфель и Корхонен [22] аннотаторы получили «78 произвольно выбранных предложений» (стр. 41). Для сравнения, в текущем исследовании и только в корпусе Reuters четыре аннотатора аннотировали 1378 фраз .

Мы оценили алгоритмы по пяти целевым существительным: «Управление», «Правительство», «Бог», «Отец» и «Мать».Мотивом выбора этих существительных был интерес к изучению метафорического представления правительства / управления. Поскольку правительство / управление можно метафорически представить как продолжение родительских образов, то, что в литературе называется символическим отцом / матерью, мы включили целевые термины отец, мать и Бог — окончательный символический отец. Обоснование использования такого небольшого количества слов и неизбежные последствия этого выбора представлены в заключительном разделе.

Мы представляем наши алгоритмы автоматической идентификации метафор. Поскольку наши алгоритмы возникли на основе алгоритма идентификации метафор типа III (прилагательное-существительное) [31], мы представляем его в первую очередь.

Определение метафор типа III

Как упоминалось ранее, алгоритм, который мы разработали для идентификации метафор типа III, называется «алгоритм перекрытия конкретных категорий» (CCO) [31]. Наша отправная точка — это конкретно-абстрактный алгоритм Терни. Главный управляющий директор предполагает, как и Терни и др.[15], что метафора обычно включает отображение из относительно конкретной области в относительно абстрактную область. Однако он принимает во внимание важность рассмотрения этих конкретных концептуальных областей. Буквальное использование конкретного прилагательного будет иметь тенденцию быть более заметным в отношении определенных семантических категорий конкретных объектов, а не других. Например, в буквальном смысле слово «темный» может быть связано с определенными категориями существительных, такими как Физический объект (например, «стол») или Часть тела (например, «стол»).г., «кожа»). Это понятие ведет непосредственно к CCO, который предполагает, что если существительное, модифицированное прилагательным или заглавным существительным, принадлежит к одной из конкретных категорий, связанных с буквальным использованием прилагательного, то оно, вероятно, буквальное, а в противном случае — метафорическое. В некотором смысле этот алгоритм сочетает в себе понятие измерения абстрактности / конкретности и использование селекционных предпочтений, что было хорошо исследовано в предыдущей работе по идентификации метафор [18].Другими словами, мы принимаем идею о том, что селекционное предпочтение прилагательного для определенных существительных может указывать на метафорическое использование, но сначала проверяем селекционное предпочтение прилагательного конкретным существительным только для того, чтобы установить его денотативный буквальный смысл. Следовательно, в то время как алгоритм Concrete-Abstract использует только уровень абстрактности существительного, чтобы определить, является ли фраза метафорической, CCO намного сложнее, поскольку он сначала определяет наиболее конкретные измененные существительные (т.е., выборочно предпочтительный) прилагательным и только после этого решает, нарушает ли целевая фраза прилагательное-существительное это предпочтение выбора. Этот гибридный подход преодолевает хорошо известные проблемы подхода чисто селекционных предпочтений [34], в частности его тенденцию чрезмерно генерировать гипотезы метафор и вводить в заблуждение общепринятыми стандартными метафорами. Сначала мы представляем общий обзор CCO, затем его псевдокод и, наконец, детально прорабатываем детали алгоритма.

CCO извлекает кандидатные фразы прилагательное-существительное ( A, N ) с целевым существительным.Он отбрасывает фразы, идентифицированные в Викисловаре как идиомы, или те, в которых прилагательное и / или существительное не имеют словарных определений. При наличии пары прилагательное и существительное (например, сильное правительство) алгоритм работает следующим образом. Если прилагательное A имеет единственное словарное определение, тогда фраза помечается как ЛИТЕРАЛЬНАЯ, поскольку метафорическое употребление не может существовать только в одном смысле. В противном случае алгоритм проверяет, принадлежит ли существительное N хотя бы к одной категории WordNet. Если это не так, алгоритм не может принять решение и останавливается.В противном случае он идентифицирует с помощью помеченного корпуса n-граммов (n-граммы COCA) до θ _num существительных, которые чаще всего сочетаются с прилагательным A, сортирует их в соответствии со шкалой абстрактности Терни [15] и выбирает κ наиболее конкретных существительных. Эти существительные классифицируются с помощью WordNet, и выбираются важные конкретные категории, каждая из которых имеет не менее θ _cat существительных. Если существительное N не принадлежит ни к какой конкретной категории WordNet, верните МЕТАФОРИЧЕСКИЙ, иначе верните ЛИТЕРАЛЬНЫЙ.Псевдокод CCO представлен ниже.

Ввод: Пара прилагательное-существительное < A, N >.

1. Если прилагательное A имеет одно словарное определение, вернуть LITERAL, иначе
2. Если существительное N не принадлежит ни к какой категории WordNet, вернуть НЕРЕШЕН, иначе
3. Пусть N ( A ) будет существительным θ _num , наиболее часто сочетающимся с A , с взаимной информацией не менее θ _MI .
4. Пусть N ^C будет κ наиболее конкретными существительными в N ( A ).
5. Пусть Cat ( A ) будет набором всех семантических категорий существительных, содержащих не менее θ _cat существительных в N ^C .
6. Если N принадлежит к одной из категорий в Cat ( A ), тогда верните LITERAL, иначе верните METAPHORICAL.

Основная идея состоит в том, что прилагательное присваивается набору семантических категорий на основе наиболее часто встречающихся конкретных существительных, которые оно модифицирует.Мы требуем, чтобы эти пары также имели минимум взаимной информации, чтобы существительные были тесно связаны с прилагательным. Assaf et al. [31] идентифицировали эти существительные по простому словосочетанию в Корпусе современного американского английского (COCA), [17] установив лексическое окно словосочетания на +1, θ _num на 1000 и θ _MI на 3. 100 самых конкретные существительные были идентифицированы на основе шкалы абстракции, разработанной Терни и др. [15], которая обеспечивает степень от 0 до 1.0, где более низкие значения более конкретны, а более высокие значения более абстрактны.

Для классификации семантики существительных CCO использует категоризацию существительных WordStat на основе WordNet (http://www.provalisresearch.com/wordstat/WordNet.html), который классифицирует 69 817 существительных на 25 категорий, из которых 13 являются конкретными категориями (например, артефакт). Поскольку CCO выбирает наиболее конкретные существительные, ожидается, что слова следует относить только к этим 13 категориям. На основе статистики, рассчитанной на основе 10 000 наиболее часто встречающихся существительных в COCA, было обнаружено, что в среднем каждое существительное относится к двум категориям.Следовательно, если мы случайным образом отнесем 100 конкретных существительных к 13 конкретным категориям, мы ожидаем, что в среднем по 15,4 слова в каждой категории. Таким образом, CCO установил Cat ( A ) как все категории, содержащие не менее θ _cat = 16 существительных из N ^C . Это помогает избежать выбора категорий, которые на самом деле не соответствуют буквальному использованию прилагательного A . Алгоритм CCO был оценен на 682 фразах и превзошел алгоритм Concrete-Abstract [31].Здесь мы подтверждаем эти результаты, оценивая их на полных предложениях, взятых из тестовых корпусов.

Определение метафор типа II

Метафоры на основе глаголов идентифицируются с помощью простого расширения CCO, и это расширение называется CCO *. Для идентификации лингвистической метафоры мы использовали трехсловную фразу T _P = 1 , V, N ₂ >, где N ₁ — существительное субъекта, N ₂ — существительное объекта, а V — глагол, связывающий их.Целевыми существительными могут быть N ₁ или N ₂ . Например, «Федеральная резервная система съела мои сбережения», где подлежащее («Федеральная резервная система») является целевым существительным.

Чтобы решить, указывает ли фраза на метафорическое использование, мы сначала ищем в Викисловаре определения глагола. Если у глагола есть только одно определение, тогда T _P БУКВАЛЬНО, иначе мы переходим к следующей фазе и ищем в корпусе n-граммов 1000 наиболее часто встречающихся существительных, расположенных в лексическом окне +2 справа от глагола. и имеющий MI≥3.

Ранжируем существительные по шкале абстрактности и выбираем 100 наиболее конкретных существительных. Эти существительные классифицируются с использованием категоризации WordNet, и значимые конкретные категории выбираются в соответствии с той же процедурой, что и в CCO. Следуя приведенному выше примеру («Федеральный резерв съел мои сбережения»), мы должны определить 100 наиболее конкретных существительных, совмещенных с глаголом [есть]. Категоризация этих существительных покажет нам, что наиболее доминирующей категорией является ЕДА.

Мы также классифицируем существительное объекта (например,г., экономия). Если ни одно из его существительных не пересекается с категориями 100 существительных, связанных с глаголом, мы возвращаем МЕТАФОРИЧЕСКОЕ. Кроме того, мы сокращаем количество категорий существительных с помощью ConceptNet (http://csc.media.mit.edu/docs/conceptnet), который представляет собой огромное хранилище здравого смысла, созданное MIT. Например, при поиске соответствующей категории сбережений мы обнаружили, что «Сбережения — это фонд». Если категория существительного с самым высоким рейтингом не включена в категории из 100 существительных, связанных с глаголом, то МЕТАФОРИЧЕСКИЙ; остальное ЛИТЕРАЛЬНО.

Причина этой процедуры сокращения проиллюстрирована на следующем примере. Допустим, мы анализируем метафору «Она съела мое сердце». Наиболее конкретные существительные, сочетающиеся со словом «есть», можно разделить на две основные категории: ЕДА (например, мороженое) и ИСКУССТВО (например, торт). Сердце можно разделить на ТЕЛО и ИСКУССТВО. Сердце делит категорию ИСКУССТВО с категорией, характеризующей наиболее конкретные существительные, являющиеся объектами «есть». Однако это не означает, что фраза является буквальной.Псевдокод CCO * представлен ниже.

Ввод : (глагол V представляет действие субъекта N1 на объект N2).

1. Определите 100 наиболее конкретных существительных-объектов, связанных с глаголом V в корпусе.
2. Классифицируйте 100 существительных с помощью WordNet.
3. Отнесите объект существительное N2 к категории.
4. Если ни одна из категорий существительных объектов не перекрывается с одной из категорий из 100 существительных, связанных с глаголом, тогда верните МЕТАФОРИЧЕСКИЙ.
5. Найдите основную категорию существительного объекта с помощью ConceptNet.
6. Если основная категория не включена в категории из 100 существительных, то верните МЕТАФОРИЧЕСКИЙ; иначе вернуть LITERAL.

Определение метафор типа I

Простым подходом к идентификации метафор типа I является сравнение семантических категорий существительных, составляющих метафорическое выражение, стратегия, которую использовали Кришнакумаран и Чжу [12]. Например, фраза «Мой адвокат — акула» может считаться метафорической, потому что существительные «адвокат» и «акула» не принадлежат к одной и той же категории.Юрист — это ЧЕЛОВЕК, а акула — ЖИВОТНОЕ. Этот простой и интуитивно понятный подход страдает серьезной проблемой, лежащей в основе идентификации метафор. Проблема в многозначности слов. Если существительное многозначно, то потенциально оно принадлежит к нескольким семантическим категориям. Например, «Цыпленок» — это и ЖИВОТНОЕ, и ЕДА. Поэтому, пытаясь решить, принадлежат ли два существительных к одной и той же категории, мы обнаруживаем, что они обычно принадлежат к нескольким категориям. Более того, тот факт, что два существительных принадлежат к одной и той же категории, не обязательно приводит к метафорическому использованию.Например, «Моя кошка — тигр» — это метафора, которая может указывать на храбрость моей кошки, несмотря на то, что и кошка, и тигр относятся к категории ЖИВОТНЫХ. Алгоритм, который мы разработали для идентификации метафор типа I, направлен на решение этой проблемы. Поскольку его заключительный этап основан на логике, аналогичной CCO, он называется CCO **. Алгоритм работает по следующим направлениям.

Дана целевая фраза T _P , имеющая представление зависимости nsubj (N _S, N _T ), где N _S (субъект) — это исходный домен, а N _T (объект) — целевой домен. , мы сначала идентифицируем через описанную выше категоризацию WordNet категории, связанные с исходными и целевыми существительными.Если они не пересекаются, тогда фраза МЕТАФОРИЧЕСКАЯ. В противном случае мы переходим к следующему этапу, который направлен на устранение неоднозначности категорий существительного.

Устранение неоднозначности необходимо, как показано в следующем примере. Во фразе «Мой адвокат — акула» адвокат классифицируется как ЛИЧНОСТЬ, а акула — как ЖИВОТНОЕ, так и ЛИЧНОЕ.

Мы снова используем ConceptNet и ищем в нем шаблон «N _S — это C _S » и «N _T — это C _T », где C _S и C _T — это категории, определенные на предыдущем этапе.Категории, определенные на этом этапе, описаны как C _S * и C _T *. ЕСЛИ C _S * ∩ C _T * = Ø ТО _P = ’МЕТАФОРИЧЕСКИЙ’, иначе мы переходим к следующему этапу.

Опять же, мы определяем наиболее частую категорию, связанную с N _S и / или N _T в соответствии с рейтингом ConceptNet и ищем в корпусе n-граммов 1000 существительных, которые (1) расположены вместе в плюс / минус 4 лексических единицы. с N _S и N _T , и (2) с MI≥3.Мы масштабируем существительные по степени абстрактности и выбираем 100 наиболее конкретных существительных. Эти существительные разделены на категории N _S и N _T в соответствии с категориями, определенными ConceptNet на предыдущем этапе.

Мы выбираем наиболее доминирующую категорию, связанную с N _S и N _T . В результате получаются категории C _S ** и C _T ** соответственно. Если ни одна из категорий существительного не пересекается, то это МЕТАФОРИЧНО, иначе это БУКВАЛЬНО.

Ввод (подлежащее существительное N1, связанное с объектным существительным N2 через глагол связки).

1. Определите категории N1 и N2. Если они не перекрываются, верните МЕТАФОРИЧЕСКИЙ.
2. Найдите основную категорию N1 и N2 с помощью ConceptNet.
3. Если две основные категории различаются, верните МЕТАФОРИЧЕСКИЙ.
4. Определите 100 наиболее конкретных существительных, связанных с N1 и N2 по отдельности.
5. Разделите 100 существительных, связанных с N1 и N2, по отдельности.
6. Если ни одна из категорий существительных не пересекается друг с другом, вернуть МЕТАФОРИЧЕСКОЕ; иначе вернуть LITERAL.

Результаты

Результаты для корпуса Reuters представлены в таблице 4. Из-за низкой распространенности некоторых целевых слов мы свернули результаты и представили их по целевым словам. Результаты были организованы в матрицу 2 на 2, где предсказание алгоритма (метафора против метафоры) сравнивается с решением комментаторов (метафора против метафоры).Априорной мерой является доля метафорических фраз в корпусе. В этом контексте точность — это доля правильных положительных результатов, деленная на количество всех возвращенных положительных результатов. Другими словами, это количество истинных метафор; то есть фразы, идентифицированные аннотаторами как метафорические, из общего числа фраз, определенных алгоритмом как метафорические. Отзыв — это доля фраз, определенных алгоритмом как метафорических, от общего числа истинных метафор.Средняя точность составляет 71%, а улучшение предсказания по сравнению с априорной вероятностью для типов I, II и III составляет 17,2%, 24,7% и 30,2% соответственно. Среднее улучшение составляет 24% . Это означает, что случайное предположение о том, является ли фраза метафорической, основывалось бы на преобладании метафор в корпусе. Однако вероятность идентификации метафоры с учетом решения алгоритма о том, что метафора была идентифицирована, повысила бы точность на 24%. Результаты отзыва показывают, что мы могли успешно восстановить от 43% до 97% реальных метафор.

Мы сравнили производительность алгоритмов CCO с современными результатами, полученными с помощью алгоритма Concrete-Abstract (здесь сокращенно Con-Abs) Терни и др. [15]. Для метафор типа I мы использовали уровни абстрактности N1 и N2. Для метафор типа II мы измерили средний уровень абстрактности существительных в предложении. Что касается метафор типа III, Con-Abs не дала никаких результатов. Результаты для типов I и II представлены в таблице 5, где CCO используется как общий термин для CCO * и CCO **.

Мы видим, что наши алгоритмы превзошли результаты Concrete-Abstract. Объединение решения CCO и Con-Abs ’в двоичном логистическом регрессионном анализе не улучшило точность, а только повысило отзыв до 95%.

В таблице 6 представлены результаты для корпуса NYT.

Средняя точность составляет 72%, что очень похоже на среднюю точность, найденную в корпусе Reuters. Улучшение прогноза по сравнению с априорной вероятностью для типов I, II и III составляет 31.7%, 25% и 32,8% соответственно. Среднее улучшение 29,8% . С помощью нашего метода удалось восстановить более 80% всех метафорических фраз I – III типов.

Снова сравнивая производительность наших алгоритмов с Con-Abs, мы обнаружили, что Con-Abs не дала никаких результатов для метафор типа III. Результаты для типов I и II представлены в таблице 7.

Мы видим, что наши алгоритмы превзошли Con-Abs. В этом случае объединение прогнозов алгоритмов CCO и Con-Abs не привело к какому-либо значительному изменению точности или отзыва.

Выводы

Экспоненциальный рост объема текстовой информации не сопровождался пропорционально вычислительными инструментами, которые могут превратить эту «семантическую сферу» [38] в осмысленные и полезные шаблоны. Как утверждает Грубер [39], мы еще не научились превращать «собранный интеллект» в «коллективный разум». Чтобы решить эту проблему, необходимо разработать сложные алгоритмы НЛП, вдохновленные человеческим интеллектом.

Насколько нам известно, в данной статье представлено наиболее полное исследование идентификации метафор с точки зрения объема метафорических фраз и размера аннотированных корпусов.Алгоритмы, основанные на правилах, показали значительную прогностическую ценность, устойчивую в двух разных корпусах. Однако, будучи ограниченными пятью целевыми словами, результаты следует использовать с осторожностью, поскольку различия в идентификации очевидны для слов и корпусов. Этот момент следует пояснить дополнительно. Изначально мы начали наш анализ с большого списка целевых слов. Однако при поиске по корпусам мы сразу заметили крайне низкую распространенность метафор в корпусе. Образно говоря, поиск метафор был похож на поиск иголки в стоге сена.Эта низкая распространенность дедуктивно подразумевает поиск и обработку больших частей стога сена / корпуса, чтобы найти минимальное количество метафор для аннотации. В поисках компромисса между добавлением большего количества целевых слов и получением очень ограниченного числа случаев для анализа или ограничением нашего поиска пятью целевыми словами мы выбрали второй вариант, который увеличивает статистическую мощность нашего анализа. Целью статьи было предоставить алгоритмы для идентификации метафор, и в этом контексте «внутренняя валидность» была более важной, чем «внешняя валидность», стремящаяся расширить производительность алгоритмов за пределы конкретной выборки.Наше решение также было основано на осознании того, что совокупность слов настолько велика, что даже умножение нашей выборки в три раза не привело бы к репрезентативной выборке слов на естественном языке. Мы должны подчеркнуть тот факт, что наша работа включает в себя наиболее полные аннотированные корпуса в данной области, но мы скромно признаем ограниченность одного исследования, каким бы обширным оно ни было, и необходимость дальнейших исследований с большим количеством слов.

Опора алгоритмов на конкретность-абстрактность целевого слова может быть улучшена за счет знаний, полученных в нейробиологии, относительно воплощенной базы слов [40], [41].Перевод этого нового знания в алгоритмы идентификации метафор далеко не тривиален, но кажется многообещающим направлением, особенно в сочетании с эмпирически обоснованными нормами нейронной основы метафор. [42].

Анализ выявил несколько трудностей. Во-первых, идентификация метафоры зависит от идентификации выражений-кандидатов анализатором зависимостей, что не безошибочно. В этом смысле производительность данного анализатора устанавливает верхний предел производительности алгоритма.Например, оценивая структурированные фразы (например, пары прилагательное-существительное), а не предложения с произвольным текстом, CCO дал точность 80% [31], в отличие от средней точности 62%, обнаруженной в текущем исследовании. Поэтому в будущих исследованиях следует полагаться на более совершенные инструменты для синтаксического анализа.

Еще одна трудность, очевидная при исследовании идентификации метафор, — это объективный критерий идентификации метафоры. Относительно низкое соглашение между аннотаторами в некоторых случаях является признаком того, что должна быть лучшая процедура для решения, является ли выражение метафорическим или буквальным, и что аннотаторы должны быть заранее интенсивно обучены для достижения консенсусных решений, возможно, с использованием надежного словаря, который проводит различие между воплощенным смыслом слова и его расширенным метафорическим смыслом.

Алгоритмы идентификации метафор, предложенные в этой статье, являются общими, и их можно распространить на другие языки при условии наличия достаточно точных лингвистических ресурсов и инструментов. В настоящее время мы оцениваем их на трех дополнительных языках с первоначальными результатами, указывающими на применимость алгоритмов к этим языкам.

(PDF) Традиционный язык: насколько он метафоричен?

депрессия — один из примеров, как и дорога идет

из Лондона в Кентербери.Лакофф и Тернер

утверждают, что дороги не могут буквально идти от

из одного места в другое в смысле физического перемещения

. Наша альтернатива проста: слово «идти»

многозначно и может использоваться для обозначения бывших

палаток (например, трещина в стене шла от одного конца комнаты

к другому) или к физическому.

движения (например, муравей на стене переместился из одного конца комнаты в другой из

).

Как отличить подобную многозначность

от метафоры? Jackendoff и

Aaron (1991) предлагают проверить, является ли выражение

буквальным или метафорическим.Con-

в сторону дороги идет выражение. Если спросить, большинство

человек не сочли бы выражение

метафорическим. Более конкретно, рассмотрите вопрос

, например: «Если бы дороги можно было представить как

, идущие из одной точки в другую, было бы разумно сказать, что

ведет из Лондона в

Кентербери?» Большинство людей сочли бы этот вопрос явно странным, потому что дороги, ведущие от

из одного места в другое, просто не воспринимаются как метафорические

.В наших терминах выражение

не создает никакого концептуального отображения между

дорогами и перемещающимися объектами.

Но это в точности первичное утверждение Лакоффа и Джонсона о том, что лингвистические выражения

, которые большинство из нас считает буквальными, по сути являются метафорическими. Они метафоричны, потому что

представляют собой метафорическую концептуальную карту —

пингов. Какие бы достоинства ни имела концепция концептуального сопоставления

для теории концепций, мы находим эту точку зрения без каких-либо серьезных достоинств для теории понимания текста или дискурса

.

Несомненно, есть разница в том, что люди должны делать

, чтобы понять замороженные метафоры, такие как

подлокотник стула, и новые, такие как преступность

, уровень расплавления достиг масштабов. В контексте

наших трех экспериментов люди ниже

стояли с обычными выражениями без использования концептуальных отображений

, но, по-видимому, использовали

(и, возможно, даже генерировали) концептуальные карты-

при понимании новых выражений.

Утверждать, как это делают Лакофф и Джонсон, что люди

обычно используют концептуальные отображения, даже когда

понимание знакомых и традиционных выражений

чрезмерно усложняет модели понимания языка.

Наконец, не только размытие, но и категорическое устранение различий между буквальным и образным языком

нарушает не только нашу ежедневную интуицию, но и само понятие мета-

афора как отдельного лингвистического понятия.Как писали Гилберт

и Салливан: «Когда все —

трупы, тогда никого нет». Аналогично,

, когда все является метафорой, ничто не может быть буквальным. Конечно, это не может быть буквально правдой.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Олбриттон Д. У., МакКун Г. и Герриг Р. Дж. (1995).

Схемы на основе метафор и текстовые представления:

Установление связей через концептуальные метафоры.

Журнал экспериментальной психологии: обучение, память

теория и познание, 21, 612–625.

Bowdle, B. F., & Gentner, D. (1995, ноябрь). Около

реэр метафоры. 36-е ежегодное собрание Общества психономиков

. Лос Анджелес, Калифорния.

Гентнер Д. (1983). Отображение структуры: Теоретическая основа —

работа по аналогии. Когнитивная наука, 7, 155–170.

Гентнер Д. и Боронат К. Б. (1992, сентябрь). Метафора

как отображение. Доклад представлен на семинаре по мета-

phor, Тель-Авив.

Гентнер, Д., & Боронат, К. Б. (1999, ноябрь). Слово

метафор как отображение генеративного домена. 40-е ежегодное собрание Общества психономики

, Лос-Анжелес,

гелес, Калифорния.

Гентнер Д., Вольф П. (2000). Метафора и знания

меняются. В Э. Дитрих и А. Б. Маркман (ред.), Cog-

нитивная динамика: концептуальные изменения в людях и

машинах.

Гиббс Р. В. (1990). Понимание образных ссылочных

описаний.Журнал экспериментальной психологии:

Обучение, память и познание, 16, 56–66.

Гиббс Р. В. (1992a). Категоризация и метафора понимаются —

стоя. Психологическое обозрение, 99, 572–577.

Гиббс Р. В. (1992b). Что на самом деле означают идиомы? Журнал

на память и язык, 31, 485–506.

Гиббс Р. В. (1994). Поэтика разума. Кембридж:

Кембриджский университет. Нажимать.

Гиббс Р. У. (1997). Почему многие понятия метафоричны.

Познание, 61, 309–319.

Гиббс Р. В. и Наяк Н. П. (1991). Почему идиомы означают

, что они делают. Журнал экспериментальной психологии:

Общее, 120, 93–95.

Гиббс, Р. В., и О’Брайен, Дж. Э. (1990). Идиомы и ментальные

образы: метафорическая мотивация идиоматического

значения. Познание, 36, 35–68.

Глюксберг, С. (1988). Язык и мысль. В книге Р. Стерна —

Берг и Э. Смит (ред.), Психология человека

мысли.Кембридж: Cambridge Univ. Нажимать.

Глюксберг С., Браун М. и МакГлоун М. С. (1993).

Не удается автоматически получить доступ к концептуальным метафорам

во время понимания идиомы. Память и познание,

21, 711–719.

592 KEYSAR ET AL.

(PDF) О метафорической природе интеллектуального капитала: текстовый анализ

ДОКУМЕНТ ДЛЯ 4-Й МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ КРИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, КЕМБРИДЖ, 2005

© 2005 Daniel Andriessen 18

Система генерирует правила, которые должна применять каждая компания; правила, от которых невозможно отказаться

для любой компании, которая хочет добиться успеха.Поэтому метафора знания как ресурса

кажется неизбежной. Тем не менее, если мы хотим изменить систему, нам, возможно, придется начать с

дна и изменить метафоры, которые формируют то, как мы концептуализируем мир.

Благодарности: Автор хотел бы поблагодарить профессора доктора Джозефа Кесселса, профессора доктора

Матье Веггемана, профессора Лейфа Эдвинссона, доктора философии Мариен ван ден Бум, Джима Фалконера, Дона

Веревок, Дэвида О’Доннелла и Christiaan Stam за ценные комментарии к предыдущим

версиям этой статьи.

Ссылки

Андриссен, Д. (2004), Осмысление интеллектуального капитала, Elsevier Butterworth

Heinemann, Бостон.

Бонтис, Н. (2001) «Оценка активов знаний: обзор моделей, используемых для измерения интеллектуального капитала

», Международный журнал управленческих обзоров, Vol. 3 № 1, с.

41–60.

Бонтис, Н. (2002) «Управление знаниями в организации путем диагностики интеллектуального капитала:

, формирование и продвижение состояния области.”В Бонтисе, Н., (ред.), Всемирный конгресс по

показаниям интеллектуального капитала, Баттерворт Хайнеманн, Бостон, стр. 621–42.

Давенпорт, T.H. и Прусак, Л. (2000), Рабочие знания, Гарвардская школа бизнеса

Press, Бостон.

Эдвинссон Л. и Мэлоун М. С. (1997), Интеллектуальный капитал: осознание истинной ценности вашей компании

путем обнаружения ее скрытых умственных способностей, Harper Business, Нью-Йорк.

Гарднер, Х. (1993), Структуры разума: теория множественного интеллекта, (2

nd

edn.), Fontana

Press, Лондон.

Грант, Р.М. (1996), «К теории фирмы, основанной на знаниях», журнал «Стратегическое управление

», Vol. 17 Зимний специальный выпуск, стр.109–22.

Hanson, M.T., Nohria, N. и Tierney, T. (1999), «Какова ваша стратегия управления знаниями

?», Harvard Business Review, март-апрель, стр. 106-16.

Хадсон, В. (1993), Интеллектуальный капитал: как его построить, улучшить, использовать, John Wiley & Sons,

Нью-Йорк.

Лакофф Г. и Джонсон М. (1980), Метафоры, которыми мы живем, Издательство Чикагского университета,

Чикаго.

Лакофф, Г. и Джонсон, М. (1999), Философия во плоти, Basic Books, Нью-Йорк.

Лакофф, Г. (2002), Моральная политика; как думают либералы и консерваторы, Университет

Чикаго Пресс, Чикаго.

Марр, Б., Гупта, О., Пайк, С., и Роос, Г. (2003), «Интеллектуальный капитал и знания

эффективности управления», Управленческое решение, Том.41 № 8, с. 771-81.